Андрей Никол. Муравьев, знаменитейший из духовных писателей нынешняго столетия, в книге путешествие ко св. местам, изданной в 1832 году, С-Пб., пишет о святом Огне следующее:

Поклонники стекаются в храм менее для празднества Пасхи, нежели для Святаго Огня, ежегодно возжигающагося на великом Гробе к общей радости христиан востока почитающих огонь сей верным залогом плодородия. Даже в самое то время когда я говорил с Архиереями, ожидание онаго было виною жестокой драки в храме между Арабами и Армянами. Первые, гордясь древним своим правом, не хотели дать места последним, только недавно испросивших силою денег в Царьграде, получение св. Огня из рук собственного Архиерея. Мусселин бросился со стражами в раздраженную толпу и сам едва не сделался жертвою ярости народной, однакоже усмирил смятение.

По краткости времени я не мог подробно сам узнать о начатии торжества св. Огня в Иерусалимской церкви, которое теряется в глубокой древности. Сколь велика и священна в православном отечестве нашем молва о возжении св. Огня, столь тягостно для взоров и сердца зрелище бывающих при оном безпорядков в Иерусалиме. Когда я возвратился опять в Храм, он уже был наполнен народом. Мусселин, к общему неудовольствию католиков сидел на их хорах, Арабы теснились около самой часовни гроба. Их радостныя, но дикия скакания и шумныя вопли: "нет веры, кроме веры православной!" заглушают даже звук благовества. Такое смятение царствовало в храме, когда драгоман патриарший привел в соборный алтарь Архиереев Армянскаго и Коптскаго, просить участия в св. Огне у митрополита Петры Аравийской Миссаила, по старшинству и по уважению народа уже сорок лет совершающаго обряд сей. Приняв благословение от наместника и, собрав поясом широкия одежды, чтобы сохранить их в целости посреди черни, они пошли облачаться в свои приделы и потом стали близ часовни Гроба, запечатанной градоначальником, как-бы на память той печати, которую в подобный день возложил Пилат на сию же скалу.

Но какая разность в их ожиданиях! Не в страхе дивнаго воскресения запечатан был ныне утес, но дабы воспретить Грекам тайно внести в него Огонь, до возжения новаго, ибо все прочия лампады и свечи погашены были в храме, кроме придела католиков, которые никогда не принимают участия в сем торжестве. Прежде однако же его начала, отворяют на миг двери часовни игумену храма и он ставит на св. Гроб не зажженную лампаду, вместе с двумя пуками свечей, из 33 каждый, в память годов Христовых, и кладет хлопчатую бумагу, дабы собирать ею св. Огонь, появляющийся, как говорят, малыми искрами на мраморной плите.

Тогда начался из олтаря крестный ход. Духовнество вслед за митрпоолитом, трижды обошло утес с песнею: "Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангелы поют на небеси, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити!" Оно снова возвратилось в олтарь, Оставив одного наместника пред дверьми св. Гроба. Стража Арабская сняла с них печать и впустила Святителя в таинственный мрак часовни. Вместе с ним, к сильному негодованию православных и в первый раз со времени существования храма вошел Архиерей Армянский, но остановился в первом приделе Ангела. Снова заключились двери, и всеобщее глубокое молчание водворилось в обширном храме, внезапно затихшем, без признака жизни. Одно истинно высокое мгновение во всем обряде! Арабы в тайном страхе, ожидали св. Огня, как-бы не на его обычное возжение. - Вдруг появилось пламя в двух тесных приделах Ангела и было схвачено с правой стороны часовни Армянами, с левой же засветился железный фонарь, который был доставлен по веревкам на хоры, и оттоле перенесен в Соборный олтарь, на тот случай, если-бы погас Огонь в руках митрполита.

В тоже мгновение открылись двери св. Гроба и вышли оба Архиерея, подавшие сквозь окна огонь сей, дабы несколько отвлечь толпу, чрез которую Армяне понесли на хоры своего Епископа. Митрополит же, чтобы отбиться от народа, стремившагося зажечь из рук его свечи, был принят на плечи Арабов и поставлен на возвышенное место в главном олтаре. Жалко было видеть почтеннаго, осьмидесятилетняго Мисаила в одном подризнике, без сакоса, без митры, в столь странном торжестве несомаго полунагим Арабом прямо в царския врата, пи шумных восклицаниях народа, при дымном свете безчисленных свеч, мгновенно озаривших весь храм, которыми как безумные махали дикие поклонники, опаляя даже собственное тело, в надежде многочадия. Посреди общаго смятения началась литургия Великой Субботы положившая конец сему зрелищу, при котором чувство благоговения невольно смешивалось с чувством горести от неблагочиния, слишком господствующаго окрест столь неприступной святыни.

Цит. по: Дмитриевский А. А. Благодать святого Огня на Живоносном Гробе Господнем в Великую Субботу. СПб., 1908. С. 54-59. По: Губанов Владимир. Чудеса на Гробе Господнем изд-во "Лествица", М., 1999 г. С. 54.