Почти так же все происходит и теперь. Только храм теперь не имеет отверстия в куполе, рыцарскую стражу сменила израильская полиция, вход в храм отворяется не с востока, а с юга и католики не участвуют ныне в службе благодатного огня. Но их участия и не нужно. Как исторические источники, так и современная иерусалимская практика свидетельствуют, что для совершения чуда необходимы следующие три группы участников.

Первая - это местные православные арабы. Минут через двадцать-тридцать после опечатания Гроба в храм врывается с криками, топаньем и барабанным боем, верхом друг на друге арабская православная молодежь. Это установившийся ритуал, и эти крики - не бессмысленный шум, имеющий целью нарушить благолепие и благочиние. Они представляют {412} собой древние молитвы на арабском языке, обращенные к Христу и Божьей Матери, Которую просят умолить Сына о ниспослании Огня, к Георгию Победоносцу, особенно чтимому на православном Востоке, и наконец, просто с утверждением, что они, православные арабы, народ "самый восточный, самый православный, живущий там, где восходит солнце, принесшие с собой свечи для возжигания от святого огня". Стоявший рядом со мной режиссер московского телевидения сказал: "Как это отвращает от подлинной сути церковной службы!" Он имел в виду непривычность для нас подобных молитвенных криков, почти плясок. А я подумал: как это, наоборот, близко к самому древнему, библейскому отношению к вере и к Богу! Вспомним, что древние евреи так "вопили" свои молитвы, что рушились иерихонские стены. Пророк Давид, так буквально и сказано в Библии, "скакал и плясал" перед Ковчегом Завета. Просто мы приучены и привыкли к другой пластике богослужения и молитвы, к другому ее ритму, к другим способам выражения своего отношения к Богу и к миру. Говорят, в годы британского мандата английский губернатор попытался запретить однажды эти "дикарские" пляски. Патриарх молился в Кувуклии два часа: огонь не сошел. Тогда Патриарх своей волей приказал впустить арабов.

Вторая группа участников, без которых также невозможно сошествие святого огня, - иноки-савваиты, то есть монахи Лавры преподобного Саввы Освященного. Из всех древних монастырей Иудейской пустыни, процветшей когда-то великими подвижниками, сохранилась в первозданном виде, пожалуй, лишь эта Лавра - в семнадцати километрах от Иерусалима, в долине Кедрона, невдалеке от места его впадения в Мертвое море. Когда-то пер{413}сы, во время нашествия шаха Хосрова в VII веке, перебили здесь четырнадцать тысяч иноков - включая, разумеется, обитателей всех бесчисленных пещерных келий в ущельях вокруг Лавры. Теперь в монастыре четырнадцать иноков, включая двух наших, русских. Обязательное присутствие игумена и монахов от Саввы Освященного на службе святого огня подчеркивал еще первый русский паломник игумен Даниил. С именем русского игумена доныне связаны характерные предания православных русских и арабов в Иерусалиме. Каждый год из алтаря храма Воскресения настоятель торжественно проносит в Кувуклию большую серебряную лампаду. Именно она первой вспыхивает от святого огня. В воспоминаниях иерусалимских старожилов отложилось представление, что это - та самая лампада, которую поставил когда-то на святом Гробе "от имени всей земли Русской" игумен Даниил и которая впервые зажглась тогда от благодатного огня. Пусть это лишь предание, пусть мы знаем, что Даниил унес в свое время лампаду с собой на Русь, сам факт многовекового сохранения этой легенды в современном Иерусалиме весьма показателен.

Третьим и самым главным участником события является Патриарх - предстоятель древнейшей в мире Иерусалимской Церкви, матери Церквей. Около часа дня, после того как молитвы-заклинания арабов доводят до томительной экзальтации всех присутствующих, они потихоньку смолкают: в храм Воскресения южными вратами входит Блаженнейший Патриарх Иерусалимский и всея Палестины Ди-одор. Десять минут спустя за ним в алтарь Кафоли-кона проходят представители армянского, коптского и сирийского духовенства - целуют руку в знак {414} традиционного уважения, приглашают к началу церемонии. Начинается собственно литания (по-гречески "молитвенная процессия") святого огня - крестный ход от алтаря через весь храм Воскресения, с выходом в ротонду и троекратным обходом вокруг Кувуклии. Впереди хоругвеносцы с двенадцатью хоругвями, за ними отроки с рипидами, клирик-крестоносец, то есть носитель патриаршего креста, и, наконец, сам, молитвенно сосредоточенный, Блаженнейший Патриарх Диодор.

Они останавливаются перед самым входом в часовню святого Гроба, патриарха разоблачают: снимают с него тяжелые праздничные ризы, оставляют в одном белом подризнике и почти вталкивают в Кувуклию. Теперь все зависит от него одного, от его тайной коленопреклоненной молитвы. Напряженность ожидания достигает высшей точки. Как когда-то в пасхальную ночь ученики Христа и жены-мироносицы, весь народ замирает в священном ужасе.

И вот огонь сходит! Еще прежде чем появится из Кувуклии усталый и как бы отрешенный Патриарх, свещеносцы-скороходы, принявшие благодатный огонь через окошечки в приделе Ангела, уже молниеносно разносят его по всем приделам храмового комплекса. Мы стояли примерно в центре Кафоликона и напряженно вглядывались в сторону Кувуклии - между тем огонь уже загорелся у нас за спиной, в алтаре Кафоликона. Мгновению первой вспышки огня предшествовал неожиданный, каждый раз непредсказуемый ливень голубоватых молний, пронизывающих сверху донизу святую Кувуклию, бьющих то снизу вверх, то сверху вниз. Удивительно, но это удалось зафиксировать и нашему оператору, помещенному, по благословению Иерусалимской патриархии, прямо напротив дверей часовни, на специальной дос{415}ке над молящимися - почти так, как стоял когда-то, выше всех над Гробом, наш игумен Даниил. (Потом, просматривая отснятую кассету, оператор плакал и целовал свою камеру.)

Наконец из Кувуклии выходит с горящими пучками свечей Патриарх Диодор. Он как будто возвращается из другого мира. Кажется, он не держит в руках свечи, а сам из последних сил держится за эти свечи - за воссиявший от Гроба Христова свет Воскресения. В это мгновение он воистину Вселенский Патриарх, именно он, а не Константинопольский, носящий этот титул, и не Римский Папа. Он, наследник старшей из всех Иерусалимской кафедры, он, воскреситель священного огня. Не случайно славянские первоучители Кирилл и Мефодий перевели греческое слово "анастасис" ("восстание") славянским словом "воскресение". "Воскресить", согласно этимологической реконструкции, и значит "возжечь огонь" (ср. рус. крес, кресало). Воскресение Христа есть тем самым не просто восстание из Гроба Его обоженной плоти, но и воскресение нового огня и нового света. Как говорил Гераклит, мир, космос есть не что иное, как "огонь, мерно возжигаемый и мерно погасающий".

Николай Николаевич Лисовой - кандидат философских наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН, заместитель председателя Палестинского общества, член Союза писателей России. Статья написана для настоящего сборника.

Цит. по: Глас тихий. Божии знамения нашего времени. Альманах. Материалы Комиссии по описанию чудесных знамений, происходящих в Русской Православной Церкви. Вып. 1.-М., 2000, стр. 411-415.