• Вступление - о сканировании текста
  
• Титульные листы
  
• Вместо предисловия
  
• Сказания путешественников, или паломников
  
• - I. Игумен Даниил, 1093-1112 гг.
  
• - II. Иеродиакон Зосима, 1420 г.
  
• - III. Трифон Корабейников, 1753 г.
  
• - IV. В.Г. Барский (Плаки-Альбов), 1724-47 гг.
  
• - V. Иоанн Лукьянов, 1710-11 гг.
  
• - VI. Иеромонах Мелетий, 1793-94 гг.
  
• - VII. Адрей Николаевич Муравьев, 1832 г.
  
• - VIII. Авраам Сергеевич Норов, 1835 г.
  
• - IX. Виктор К. Каминский, 1851 г.
  
• - X. Инок Парфений, 1841-46 гг.
  
• - XI. Варвара Брюн де-Сент Иполит, 1859 г.
  
• - XII. Архимандрит Леонид, 1863 г.
  
• О православных
  
• Добавления
  
• Обороты книги
  
• Сноски
  

Этот текст отсканирован Веб-мастером сайта о Благодатном Огне:

• http://www.holyfire.nm.ru (для СНГ)
• http://www.holyfire.org (для зарубежья)

Он предназначен для частного, некоммерческого использования.

При сканировании текста были произведены изменения в написании отдельных букв с учетом послереволюционного алфавита, текст и его написание оставались неизменными, за исключением некоторых параграфов в главе XI, были исправлены некоторые очевидные грамматические ошибки.

Разбиение на отдельные страницы указывается с помощью скобок "{хх}" номер страницы в скобках обозначает начало соответствующей страницы.

Из книги были удалены иллюстрации, за исключение единственной цветной иллюстрации.

Путешествующие в Иерусалим (паломники) с древних времен и до ныне единогласно утверждают, что в Великую Субботу является святый Огонь на Гробе Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Тысячи богомольцев, ежегодно стекающихся со всех стран мира, из всех народов и всех исповеданий христианских, и многих, даже не христианских; спешат, с древних времен и до сих пор, в Иерусалиме, для поклонения Гробу Господню, именно ко дню Великой Субботы. В этот день, по свидетельству всех путешественников, ежегодно совершается издревле (искони) и до ныне явление невещественного Огня на Гробе Господа Бога {IV} и Спаса нашего, Иисуса Христа, Сына Божия в 8 часов, по нашему в 2 ч. по полудни.

Еще в Пятницу Турки, во владении которых находится Иерусалим в Храме Гроба Господня, гасят везде огни в храме, (а в древности даже и во всем Иерусалиме, даже и у Турок), и двери Гроба Господня запирают и запечатывают турецкою печатью, а Митрополит в самый день схождения Огня, подвергается публичному обыску всенародно, через турецких начальников, в присутствии многочисленной турецкой стражи, и за тем уже, в сопровождении той же стражи и начальников, в присутствии многочисленной турецкой стражи, и за тем уже, в сопровождении той же стражи и начальников и в присутствии христиан, всех исповеданий неверных, переоблаченный обысканный публично входит в вертеп Гроба Господня (в кувуклию), с которой Турки снимают в это время печать.

Древнейшие сведения о святом Огне, по удостоверению Архимандрита Леонида (печатавшего свои записки в Душеполезном Чтении 1863 г. №2, 3, и 4, под именем Инока Паломника), восходят к глубокой древности.

{V} Греческие писатели, упоминавшие о сем явлении, в доказательство глубокой древности – ссылаются на писания Отцев Церкви: Григория Нисскаго и Иоанна Дамаскина, которые, как известно, сами были в Иерусалиме. Первый из них во втором слове о воскресении – пишет: "Сия видев" Петр очима, но и высоким апостольским умом: Исполнен убо был гроб свет, так что хотя и ночь была, однако двема образы видел внутреняя чувственно и душевно". – Второй же, в своих церковных песнопениях, нередко упоминает о свете, чудесно облиставшем на святом Гробе. Так на пример: "Скорый Петр предста ко гробу, и свет зря во гробе, ужасашеся")¹.

Из западных же писателей, в пользу непререкаемой древности явления св. Огня, А.С. Норов указывает на латинского монаха Бернарда, писавшего в IX столетии – и Барония. "В Великую Субботу, – пишет Бернард, – накануне Пасхи, на {VI} "Кирие элейсон, (Господи помилуй)! "Ангел нисходит, и возжигает лампады, висящие на Гробе Господнем. Патриарх передает этот огонь епископу и наконец всему народу, дабы всякий мог засветит этот огонь в своем доме. Нынешнего патриарха зовут Феодосием (863-879); он призван на это место за свое благочестие"². Папа Урбан II, на крестовом соборе в Клермоне, в своей речи к собранному пред ним бесчисленному множеству народа, провозгласил, между прочим, следующее: "Поистине, в этом храме (Гроба Господня) опочивает Бог: в этом храме он за нас умер и был погребен. Доселе не престает Он там являть Свои чудеса, ибо во дни Святых Страстей Своих, когда все огни погашены над гробом Его и во храме, внезапно, погашенные лампады возгораются. Чье сердце, сколько бы оно ни было окаменелым, не смягчится таким явлением)³. – Летописец римской церкви Бароний, свидетельствует, что, "западные христиане, по взятии Иерусалима от Сарацин, видеша чудо, егда в Великую Субботу у Гроба Господня свещи сами зажигахуся. Чудо же сие бяще тамо обыкновенно" (Бароний, лист 1304 на обороте).

Из православных писателей греческих, писал о Святом Огне позднее Патриарх Нектарий, на его свидетельство встречается ссылка у Арсения Суханова в его Проскинитарии (в 17 тетради).

Свидетельство же наших благочестивых паломников, писателей здесь излагаются; самое древнейшее из них принадлежит игумену Даниилу, посетившему Иерусалим (1093–1112 г.), при Великом Князе Киевском Святополке Изяславиче.

В это время, вскоре после Крестовых походов, в Иерусалиме царствовал король Балдуин I, католик. Из описания Даниила мы видим, что Балдуин I присутствовал при явлении святаго огня и принимал от епископа свечу, епископ же был православный, а не католик, не {VIII} смотря на то, что сам Балдуин I был католик и Иерусалим был завоеван крестоносцами – католиками и принадлежал папскому престолу. Вероятно были опыты, что католическим епископам не сходил святой огонь, потому и предоставлено было это право православным. И до ныне, мы видим из слов Митрпоолита Мелетия, Наместника Патриаршего престола в Иерусалиме, что и он иногда, входя в кувуклию (гробницу) не видит огня долго. (Путешествие Варвары Брюн де Сент Ипполит, смотри ниже). Армяне и Копты, с древних времен, принимают участие в торжестве и веруют в чудодейственное происхождение Огня. Здесь кстати указать на ниже-помещенное свидетельство паломника Иеромонаха Мелетия и других позднейших писателей о попытке Армян изгнать православных христиан из храма Иерусалимского, чтобы через своих Архиереев удостоиться принять огонь непосредственно в кувуклии. Попытка эта кончилась чудом. Греки действительно не были допущены Турецким пашею, подкупленным за деньги, а стояли вне храма {IX} пред заключенными дверями". Приближиющуся же часу, в который обыкновенно бывает чудо, вдруг разселся один из столпов, которые суть в стене пред святыми вратами и изшел святый свет. Сие видя, Патриарх (православный) притече со тщанием и возже от онаго свещи". – "Армяне же", повествует далее иеромонах Мелетий, "совсем не ведая о святом свете, яко оный снисшел к Православным, ожидали онаго к себе внутрь Гроба, сильным гласом, яко Ваалитяне вопия тщетно. Турки же стрегущие св. врата видя такое чудо, тотчас отворили оныя". Патриарх вошел внутрь храма с православными, вопия: "Кто Бог велий, яко Бог наш? Ты еси Бог творяй чудеса!" и т. далее… Чудо сопровождалось уверовавшим турком. Не было ли такого же или инаго знамения с латинянами и другими христианами, неизвестно.

Арабы, в религиозном восторге, бегая вокруг кувуклии, восклицают: "Вола дин, илла дин 'л-Месия!", что означает "Нет веры истинной, кроме веры Православной!"

Известный русский писатель, бывший {X} впоследствии Министром народного просвещения, А.С. Норов, присутствовал в 1835 году в Иерусалиме при схождении св. Огня, а также и благочестивый паломник Андрей Николаевич Муравьев – красноречиво описали самое явление св. Огня и свое путешествие.

Как же происходит самое явление Огня, об этом разные путешественники пишут несколько различно. Одни описывают, что перед этим находит, облако, другие же, не упоминая этого, приписывают происхождению св. Огня прямо от Гроба Господня, иные паломники называют цвет огня синим, который делается потом блестяще-светлым, а некоторые изображали его красным. Из последних паломников блаженной памяти Андрей Николаевич Муравьев пишет, что "на Гроб Господень предварительно кладется хлопчатая бумага (вата) дабы собирать ею святой огонь, появляющийся, как говорят, малыми искрами на мраморной плите Гроба Господня". – А.С. Норов описывает: "Я видел, как престарелый митрополит, склонясь над низким {XI} входом, вошел в вертеп и повергся на колена пред святым Гробом на котором ничего не стояло и который был совершенно обнажен. Не прошло минуты, как мрак озарился светом и митрополит вышел к нам с пылающим пуком свечей". – Иеромонах Мелетий, благочестивейший Саровский старец, утверждает, что явление святаго огня не от инуду, кажется, происходит, как точно от самаго Гроба, освященнаго плотию Христовою, который ежегодно источает оный в знамение сия истины и правоверия". Не могши же быть сам лично свидетелм схождения святаго огня, Иеромонах Мелетий приводит слова Архиеписк. Мисаила, отправлявшаго тогда служение: "Вшедшу мне, говорил ему Архиепископ Мисаил; – внутрь святому Гробу, видим бе на всей крышке гробной блистающ свет, подобно разсыпанному мелкому бисеру, в виде белаго, голубаго, алаго и других цветов, который потом, совокупляяся, краснел и претворялся в вещество огня; но огнь сей, в течение времени, как только можно прочесть не спеша четыредесять крат {XII} "Господи помилуй", не сжет и не опаляет, и от сего-то огня уготованные кандила и свечи возжигаются: но впрочем, присовокупил Архиепископ, как откуда явление сие бывает, сказать не могу".

Такое разнообразие сказаний о цвете святого Огня и о способе его явления доказывает неподдельность и искренность писателей. Все же сказания очевидцев сводятся к одному итогу, что Огнь невещественен и является ежегодно в Великую Субботу и до сего дня.

Против раскольнического лжеумствования, будто со времен Патриарха Никона не бывает схождения св. Огня, достаточно сказать, что в уважаемой раскольниками книге "о вере" напечатанной в Москве 1648 года, при патриархе Иосифе, в главе первой о церкви сионской, показано, что на всякое лето в Великую Субботу бывает виден на Гробе Господнем святый свет; и там же несколько ниже доказывается, что свет этот на Гробе Христове будет являться до скончания века.

"Радостно видеть", пишет Инок Парфений "что теперь и не хотя, прочие христиане православную греческую веру уважают, а на православных яко на пресветлое солнце взирают: ибо все надеются получить благодать святого света токмо от православных".

Относительно неверных, или зараженных последними лжеучениями – мы просим, как и всех читателей, внимательно прочитать последующие сказания, сличить их и проверить; да не будут не верны, но верны.

Филипп Мих. Авдуловский.

Черно-белая иллюстрация

{14}

Примечание. Я затруднялся какой предпринять порядок в сборнике: и избрал хронологический, от древнейших к позднейшим. Читателей же попрошу не стесняться этим порядком, потому что позднейшие писатели пишут яснее: пользуясь предшествующими.

Ф. А.

{15}

Игумен Даниил, путешествовал по святым местам при великом князе Святополке Изяславиче когда в Палестине царствовал король Балдуин I, вскоре после крестовых походов, именно с 1093 по 1112 года.

И се ми показал Бог видети худому и недостойному рабу Своему, Даниилу иноку: видех бо очима своима грешныма по истине какого сходить сеет Святый ко Гробу животворящему Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Мнози бо ини страницы не право глаголють о схождении Света Святаго. Инии об глаголють яко ДухСвятый голубем сходит ко Гробу Господню, а другий бо глаголють яко молния сходит с небеси и тако ожигаются кандила над Гробом Господним. То есть лжа и неправда: ничто же бо тогда видети, ни голубя, ни молнии, но тако невидимо сходит благодать Божия и вжигаются кандила над Гробом Господным. О том скажу яко же видех поистине.

{16} В Великую Пятницу, по вечерне потирают Гроб Господень и помывают кандила, сущая над Гробом Господним, и наливают кандила вся та масла деревяна, чиста, без воды, одного и вложат светильна, и не вжигают светилен тех, но тако оставляют светильна та не возженна и запечатлевают Гроб Господень во вторый час нощи. Тогда изгасят вся кандила не токмо ту сущая, но и по всем церквам, иже в Иерусалиме. Тогда, аз недостойный и худый идох в пятницу великую в 1 часу дни ко князю Балдвину, и поклонихся ему до земли. Он же видев мя поклонившась, – призва мя к себе с любовию и рече ми: "Что хощеши, игумене Руссий? познал бо мя бяше добре и любляше мя вельми, яко же бяше муж благ и смирен вельми и не гордит. Аз рекох к нему": – Княже мой, Господине, молютися: Бога деля и князей деля Русских, хотел бых и аз поставити кандило на Гробе Святем Господнем от всея Русския земли, и за вся князи наша, и за вся христиане Русския земли. И тогда князь с радостию повелел ми поставити {17} кандило, и после со мною мужа своего, слугу лучшаго, ко Гробу Святаго Воскресения, и к тому иж держить Гроб Господень. И повелеста ми оба, иконом и ключарь Святаго Гроба Господня принести кандило свое с маслом. Аз же поклонихся има, и шедше на торг с радостию великою, и купих кандило стеклянное велико и налияху масла деревянаго чистаго безе воды и принесох ко Гробу Господню, уж вечеру, сущу, и туда сих ключаря того единаго и возвестих ему. Он же отверзе двери Гроба Господня и повелел ми выступити из калиг, и тако босого введя мя единаго в Гроб Господень с кандилом, еже ношах яз, и повеле ми поставити своима рукама грешныма в ногах, а в головах, стояше кандило Греческое, а на персех Святаго Гроба Господня кандиол всех монастырей, а на среде Русское кандило, еже поставих аз грешный. Благодатию же Божиею та 3 кандила возжглись тогда дольная, а фрязския кандила повешены суть горе, а тех кандил ни едино не возгореся тогда. Аз же, поставив кандило свое на святем Гробе Господа нашего Иисуса Христа и {18} поклонихся честному тому Гробу Господню, и облобызав с любовию и со слезами местое святое и честное, идеже лежало Тело Пречистое Господа нашего Иисуса Христа, и изыдохом из Гроба того с радостию великою, и идохом каждо в келлию.

Заутра же в великую субботу, в шестый час дня, собираются вси люди пред церковию Воскресения Христова, безчисленное много множество людей, от всех стран пришельци и туземци, от Вавилона и Египта и от Антиохии, и от всех стран – ту ся собирают в тот день несказанно много людей, и наполняются все те места около церкви и около Распятия Господня. Велика же теснота тогда бывает в церкви и около церкви, мнози бо тогда ту и задыхаются от тесноты людей тех. И все те людие стоят со свещами не возженными, ши ждут отверзения дверем церковным. Внутри же церкви токмо попове едины, и ждут попове с людьми дондеже князь Балдвин (Балдуин I) приидет с дружиною, и бывает тогда отверзение дверем церковным, и входят вси людие в церковь в тесноте велицей и наполняют {19} церковь и вне церкви, около Голгофы и около Краниева места и дотоле, видеже налезень Крест Господень, все полно будет людей. И те людие иного не глаголють ничтоже, токмо "Господи помилуй!" зовут неослабляючи и вопиют сильно, яко тутнати возгремети всему месту тому от вопля людей тех. И ту источницы пролиются слезами от верных человек, аще бо у кого окаменено сердце имать и той тогда зазрить себе и поминает грехи своя, глаголет в себе: егда моих деля грехов не снидет свет святый и тако стоять вси вернии слезни и сокрушенно сердце имуше. И ту сам князь Балдуин стоит со страхом и смирением великим, источник слез проливается от очию его; та же и дружина его стоит около его прямо Гробу, близ олтаря великаго. И яко бысть седьмый час дни субботнаго, пойде князь Балдуин ко Гробу Господню и с дружиною своею из дому своего - вси боси и пеши. И присла князь в Метохию св. Саввы и позва Игумена с чернци его, и пойде игумен со братиею ко Гробу Господню; и азь худый тут же идох с игуменом тем и с братиею, {20} и приходом ко князю тому, и поклонихомся ему вси. Тогда и он поклонися Игумену и братии всей, И повеле же князь игумену святаго Саввы и мне худому повеле с ними приити близ себе стати, неким же игумном и черноризцем вопелел князь пред собою идти, а дружине по себе идти. И приходом в церковь Воскресения Господня к западаным дверем, и се множество людей заступили бяху двери церковныя, и не могохом в церковь внити. Тогда князь Балдуин веле разснати людей насильством воем своим, и сотвориша яко улицу сквозь люди оны до Гроба Господня, и тако возмогохом проити. И тогда проидохом к восточным дверем до Гроба святаго, а князь же по нас вниде, и ста на месте своем, на десной стране, у преграды великаго олтаря противу восточным дверем, ту бо есть место кнже устроено высоко. И повеле же игумену Святаго Саввы стати над гробом со всеми чернцы и с правоверными попы, а мне же худого повеле поставити высоко над самыми дверьми Гробными противу великому олтарю яко дозрети ми бяже во {21} двери гробныя. Двери же гробныя все трои замчены и запечатаны печатью царскою, латинстии же попове стояху в велицем олтаре. Яко бысть осьмый час дни и почаша попове правовернии пети вечерню на гробе горе и вси духовнии мужи и черноризцы и пустынницу мнози бяху ту пришли. Латыня же в велицем олтаре верещати начаша свойски: и тако поющим им всем, аз же ту стоя, прилежно зрях к дверем гробным. Яко почаша паремьи чести субботы великия, и на первой паремьи изыде епископ с дьяконом из великаго олтаря, и прииде ко дверем гробным, и призре во Гробе сквозь хрестце дверей тех, и не узре света во Гробе и возратися вспять во олтарь. Епископ с диаконом паки припаде к дверем Гробным и не увиде ничтоже во Гробе. Тогда вси людие возопиша со слезами: Кири елейсон! еже есть Господи помилуй! Яко бысть 9-му часу минушу начаша пети проходную: "Господеви поем", тогда внезапу прииде туча мала от востока, и ста над верхом непокрытым тоя церкве, и одожжди над гробом Господним. {22} И тогда внезапу возсия свет во гробе святем и изыде блистание страшно и светло из гроба Господня. И прииде епископ с четырьмя диаконы и отвероша двери гробныя. И взяша свещу и князя того Балдуина и вниде возже свещу Княже первое от света того святаго, изнесше из гроба свещу и властью самому князю тому в руце; и ста князь на месте своем, держа свещу ту с радостию великою. От тоя свещи мы все возжегохом свои свещи, а от наших свещ вси людие возжгоша свои свещи. Свет же святый несть яко огнь земный, но чудно инако светися изрядно, пламя его "червлено" яко киноварь. И тако вси людио стоять со свещами горящими, вопиют же вси непрестанно – Господи помилуй! с радостию великою и веселием, видевши свет Божий святый. Иже бо кто не видев тоя радости в той, день, той не имать веры сказующему о всем том видении. Обаче вернии добрии человецы вельми верують и всласть послушают сказания сего о святыне сей и о местах сих святых. Верний бо вмале и в мнозе верен есть, а злу человеку истина крива есть. Мне же худому – Бог {28} послух есть и святый Гроб Господень, и вся дружина моя Русские сынове приключившиеся тогда Новгородци и Князь Седислав Иванович, Горослав Михайлович, Кашкича два и инии мнози, иже то сведают о мне и о сказании том. Егда же свет во гробе возсия, тогда же и пение преста и вси возопиша: - Кирие элейсон! (Господи помилуй!) и потом пойдоша вси из церкве с радостью великою и со свещами горящими, соблюдающе каждо свещу свою от угашения ветренаго, и идоша кождо во свояси. От того же света святаго возжигают свещи во своих церквах и кончевают пение кождо дома в своей церкви.

Иеродиакон Зосима, монах Сергиевской лавры, путешествовавший в Иерусалим в 1420 году, пишет:

И поутру зело рано, внидохом в град святый Иерусалим и идохом первое во святое Воскресение, на самый праздник, на Велик день и бихом челом живодавному Гробу Господа нашего Иисуса Христа многажды. Видех святый свет небесный: – о десятом часу дни, в великую субботу {24} зажигаются паникадила над гробом Божиим невидимо. О зажжении же глаголют инии яко молния сверкает, а инии же глаголют, яко голубь во устах своих огонь носит; а все то есть ложь, а не истина, занеже аз видех Зосима грешный диакон. Не хвалюся глаголю, никто же тако виде Иерусалимския все места.

И так Иеродиакон Зосма признает невидимое зажжение лампад.

Трифон Корабейников, Московский купец с товарищами, по особому соизволению Государя Царя и Великаго Князя Иоанна Васильевича, в 1753 году, путешествовавший в Иерусалиме, Египте и на Сиинайскую гору, имевший поручение от него доставить пожертвования в оныя места за души сына его Царевича Иоанна Иоанновича, в книге своей, писанной об этом предмете и изданной в 1798 г. Ив. Михайловым, а потом и многими другими, повествует о явлении св. Огня следующее:

В тот же день Великия Субботы заутра {25} внидуть поганы Турки, Спаги Санчаки и Янычары в великую церковь ко Гробу Господню и погасят вся кандила, горящия во всей велицей церкви и по приделом и над самым Гробом Господним, и ни едино оставлять кандило с огнем; у Патриарха же и у христиан обычай имуть яко в домех своих в великий четверток погашают огонь и от того места не бысть огня ни у кого же, дондеже снидет с небесе на Гроб Господень и от того огня взимают и разносят в домы своя и держат во весь год тот огонь и дела не делают никакого, разве Богу молятся до Воскресения Христова. Церковь малую запечатлеют, иже над гробом Господним, своею печатью и стражей поставят у дверей гробницы: Патриарх же со христианами идут во свою Церковь к Воскресению Христову, и тамо молят Бога ос слезами и ждуть знамения Божия с небеси, и за два часа до вечера приидет аки солнце в великую церковь в непокровенное место, а непокровенное место в большой церкви над гробом Господним и узрит патриарх тот луч божественнаго знамения и вземь Евангелие и крест и хоругви со свещи без огня и пойдет в боковыя двери, сиречь в сторонныя от старыя трапезы, ко Гробу Господню, за ним иноки и христиане и епископы верные и многие за ним игумены армянские со армены, и за ним идут Кофты и Хабежи и Мурины и Несториане и прочая их ересь, со своими попы. И пришел патриарх со христианы к гробу Господню и обыдоша трижды вокруг, прииде на гробницу – молящеся со слезами, иноком же и инокиням и христианам плачущимися горце, вопиюще ко Господу: "Господи, сподоби нас видети благодать человеколюбия Твоего, и не остави нас сирых". Патриарх же, ходя вокруг Гроба Господня, пояше стихиры: "Днесь да стеня вопиет", нам же всем плачущимся, не могущим удержатися от слез. Прииде же Патриарх к дверем церковным Гробницы Господней и повеле Туркам придел над Гробом Господним отпечатати; патриарх же отверзе двери гробницы и узревше вси людие благодать Божию, сошедшую с небес на Гроб Господень в огненном {27} образе, огню ходящу по Гробу Господню по деке мраморне и всякими цвети, что молния с небеси, а кандилом всем стоящим вверху Гроба без огня, и видевше вси людие таковое человеколюбие Божие, возрадовашася радостию великою зело, испущаху многия слезы от радости. Патриарх же Софроний вниде един в предел Гроба Господня, имуще в обоих руках свещи многия приступи ко Гробу Господню держа свещи вскрай Гроба Господня и сниде огнь с Гроба Господня якоже молния на Патриаршу руку и на свещи, и абие, загорешася свещи, в патриарших руках пред всем людьми и нас сподобил Бог видети; тут же на Гробе Господнем христианская кандила загорешася, а от латинских вер ни едино кандило загореся. Патриарх же изшед из придела Гроба Господня, имуще в руках в обоих свещи многи горящи великие пучки, изнесе огнь из предела Гроба Господня и по стороне придела Господня ста на высоком месте, где ему на то учинено – Народ же окрест его стоящ, и от руки его взимаху огнь христиане и возжигают воски великой {28} церкви и по святым местам свещи и кандила, и понесоша тот огнь в домы своя для благословения и держат тот огнь во весь год в домех своих.

Римляне убо в великий пяток в полуночи, возставше от места своего и облекшеся в одежды своя священническия идоша первее на гору Голгофу с многими лампадами возженными и псалмопением, носяще крест с распятым Христом, от древа вырезанным, и вознесше на Голгофу, поставиша, поюще свое правило яко час един; также един от иноков из францисканов, учителей сый, изыде на среду и повествоваше поучение к народу итальянским языком, си есть римским общенародным; по окончании же сняша с креста икону Христову древяну и положивше плащаницу, несоша с Голгофы внизу, {29} и положиша на месте оном, идеже Иосиф с Никодимом, снемше Тело Христово с креста, обви плащаницею; и тамо такожде подобне пение сотворше. повествова ин учитель великое поучение к народу языком арабским, на пользу арапам, от них же многих превратиша к своей церкве. Последи же несоша икону Христову с плащаницею и положиша ю вверху Гроба Христова, и тамо третий учитель гишпанским наречием поучение сотвори: окончившим же всем нощное правило угашися вся кандила, яко ни единому нигде же остатися, обычай бо тамо есть от ветхихи времен сице творити, понеже все христиане новаго огня ожидают, иже являшеся от Гроба Христова в Великую Субботу о девятом часе дня во все годы, его же исповедуют и веруют Греки, Армяне, Копты, Сирияне и Ефиопы веры Греческой, токмо едины Римляне не веруют, и глаголют яко хитростию некакою Греки творять сего ради отчасти неимуще откуда огня взяти, отчасти же вопреки Грекам творяще, заутра в Великую Субботу, ране прежде даже не взойдет солнце пред {30} Гробом Христовым поставляют трапезу украшенну серебром и златом и свещами многими в служение Божественной литургии, творят огнь новый сицевым образом: вземлет един от Римских инок камень, железо и губу, или просто рекше, трут и ударяет дважды или трижды и яко бы не могущи, зажещи отдает Турчину и той высекает огнь и зажигает тогда свещи и литургисают пред Гробом Христовым: еже многоразличные народы видяще посмевают, особне же аз хотяще видети тайну, единаго, от законников их вопрошах почто аще творят? ответствова мне, яко умершу Христу плотию – вся совершишася и ветхая мимо идоша, в воскресение же вся пременишася и нова быша, сего ради и мы, новый, рече, огнь, но сущу ветху, соделаваем. Обаче паки приступаю к повести, яко по окончании оной литургии абие собирают вся и входят все римляне внутрь обители своея и заключается, и неисходно пребывают даже до явления огня от Гроба Господня, от него же запаляют свещи все христиане и армяне и прочия секты, обретающияся в великой церкви Воскресения Господня. {31}

О огне Иерусалимском многая и различная глаголют словеса, некая же и противная Богу. Неции убо глалголют яко огнь оный с небеси сходит иные же от великаго усердия и неразсуждения рекут, яко несть огнь, но Дух Святый, другие же глаголют яко не палит, прочие же глаголют яко палит, неции же баснословят яко до триех лиц, се есть, егда первый возжет от Гроба, другий же от перваго и третий от втораго, триех человек не опаляет, четвертый же егда возжет опаляет его. Паки инии повествуют, яко огнь оный аки ртуть, или живое серебро на части малыя круглы, разделяшеся, вверху мрамора гробнаго движется и несть червлен, но токмо синий, аки от серы возженный, неции же глаголют, яко пламень велик есть, яко всей каплице Гр. Госп. наполнятися; обаче Бог весть кому веру яти требе, никто же бо может ведати совершенно о том, кроме того, иже входит внутрь первый и возжегши износит, ниже бо кто может внутрь гроба внити в час той, под великою и крепкою стражею, кроме Патр. или без бытия Патриарха, иного архиерея на {32} месте, его служащаго; обаче аз под совестию моею, тщательный читателю, истинно та вся неотменно, яко же бывают, тако исповем, и якоже аз своима очима видех и уведах, никто же бо мню не имеяше таковаго тщания и испытания от между толь тысячнаго народа путников, яко же аз. Заутрие убо в Великую Субботу все лампады и свещи, елико могут обрестися, в церкви сами Турки с иноки греческими и армянскими, вся престолы и углы церковныя, горе и низу созирают, аще могут где каково либо светило будет обрести и всюду угашают, такожде и все христиане, наипаче же и арапы блюдут, да не како останет где некое кандило горящее, то же обшедше вся неции от начальнеших инок греческих и армянских и погасиша все кандила обретающиеся внутрь Гроба, понеже Гроб Христов есть внутрь здания, двои врата имущаго внутренния и внешния, еже аки церковь мала стоит главою (яко же пред писах). Тогда народ безчислен от поклонников и Иерусалимлян готовящеся с великим говением и усердием, влезающе на здания и столпы церковные и {33} прицепляющеся друг к другу, едва на главу не взлезающе и подавляхуся утесняющеся, всяк хотяй первым быти и первее от рук архиерейских возжещи свещу, и аз бо хотех потщатися и быти первейшим паче всех; но егда приспе время, едва не последнейшим бых, и весь народ руки подносяще вопияху: "Кирие элейсон!" Приближающуся же часу осьмому дня I Апреля, уготова новый кандилоначальник великия церкве, наполнен елеем (сосуд) и понесе внутрь Гроба Христова не возжен, и постави его на верух камене гробнаго на зажжение новаго онаго святаго огня, его же греческим наречием именуют агиос фотос, си есть святый свет. Бывшу же яко полчасу осьмому дня прииде некий от знаменитых турчинов и вшедши внутрь Гроба Христова осзираше де некако кто утаится и сокрывается тамо и да не останет некое кандило не погашено, также изшедше заключи врата и печатию утверди и окрест врат пристави стражу крепку, и не вхождашо к тому никтоже. Абие же наместник патриарший, не сущу тогда в Иерусалиме самому патриарху со {34} священниками и диаконы и со всеем причтом церковным облекошася во одежды священническия; и егда огласи осьмь часов, тогда весь освященный собор стояше внутри великаго олтаря и ожидаше знамения. Знамение же сицево есть егда узрит весь народ некое кандило вне гроба в церкви запаляемое и сам узрит Патриарх или наместник его, тогда разумеют, яко и внутрь Гроба Господня огнь есть несомненно, всегда бо на всяк год или пять или четыре или два или поне едино запаляется, обаче не горят, токмо просвещаются, аки пламенем огненным, от них же и аз три кандила видети сподобихся; два убо бяху мало блестящеся и по мале погасоша, третие же егда заналился и сначала пламенем великим горяще зело прекрасно дотоле, донележе не погаси пономарь. Узревши убо наместник, патриарший просвещаемыя кандила святым оным светом не руконосне, такожде и вси люди, абие изыде со всем священным собором и творяху обхождение окрест каплицы Гроба христова, поюще: Воскресение твое, Христе Спасе наш, Ангели поют на небесех…, обшедше же {35} прежде священницы вси завратишася в великий олтарь, Митрополит же, наместник Патриаршаго престола, Турчину, отрешившу печать и отверзшу двери вниде внутрь гроба, со свечами невозженными, стояху же неколико иноков младых и сильных крепостию, готовяхуся взяти архиерея Господня со святым светом и принести ко олтарю, понеже, аще бы не было сице на всяко лето, народ задавил бы конечно Архиерея единаго; вкупе же с Архиереем Греческим и епископ армянский внутрь вниде, обаче не действует, токмо зрит чудо творимое и стоит за первыми враты внешними при камени, иже отвален есть от гроба. Архиерей же греческий во внутреннейшия входит врата, иде же есть Гроб Христов мраморен и тамо, не вем како и каковым образом, запаляет свещи мнози и дает едине связан свещ от руки своея армянскому архиепископу, также износит вон к народу: Сице о сокровенных слышим, наипаче да приступлю к повести начатой. Тогда митрополит греческий вшедши внутрь гроба замедли, яко чрез двое "Помилуй мя Боже!", также изыде к {36} народу в деснице и шуйце многия запаленныя свещи нося и абие, похитивши иноки Архиерея своего, носяху к своей церкви, также всею силою возринуся народна на архиерея Греческаго наипаче же от странных и далеких пришельцев, и сотворися мятеж и вопль велик, всяк, бо простираше руки ко архиерею, угнетаху друг друга и отревающе скакаху на плеча един другому, и всяк хотяше от самого Архиерея засветити своя свещи и тогда – кто сильнейший, тот и первый бяше, кто же немощнейший, тот последний бысть. Запали убо весь народ свои свещи, некоторые же друг от друга, обаче едина сила и благословение от всех восприимутся. Архиерея же внесоша внутрь олтаря еле жива от угнетения народнаго и тамо препочивши мало укрепился, бысть же тогда церковь вся полна пламене огненнаго и зряшеся яко река огненная текущая, или яко пламенно носныя Херувимы летающия по храме Господнем, от него же страх и радость неизглаголанная пронзали в утробу человеческую, и бысть в народе торжествование и удивление много; мало же подержавши свещи {37} погасиша, понеже всяк путник оныя свещи в свою страну несет на благословение, и возжегши кандила серебряная от огня онаго великом олтаре и на Голгофе, начат Епитроп со всем освященным собором пети – прежде утренню, потом литургию, и тогда еще некая кандила невозженная просвещахуся светом, аки горети мняхуся, едино же зазжеся пламенем совершенным, и горяше чрез всю Божественную литургию, последи же, изшед монастырь погашати кандила, тогда и тое погаси, не видевшу мне, а еже яко не возжегомо бе, но само зазжеся, сие аз сам видех, и тогда утвердих маловерие мое.

По окончании Божественной литургии христиане зело радовахуся, благодаряще Бога, яко получиша желаемое, понеже поклонники не иной ради вины, даже до Воскресения Господня медлят в Иерусалиме, токмо чудотворнаго ради онаго и освящающаго пламени, иже от мрамора гробна в Великую Субботу в девятый час дня является.

Иоанн Лукьянов, Московский Священник, старообрядец, путешествовавший по {38} святой земле в царствование Петра I, в 1710 и 1711 годах пишет:

В Иерусалим у великой церкви двое врат: одни замуравлены, а вторыя отворяются, и те запечатаны от Турок, которыя на Турка дань собирают. А у тех врат, по обе стороны стоят 11 столпов: 8 мраморных, да 3 аспидных. И как вышед из церкви на правой руке в церковь идучи на левой стороне один столп, а от врат идучи другой столп. И на том столпе язва великая: разселась больше аршина вышины подобно тому, как гром дерево обдержит, а сказывают, что из того столпа в Великую Субботу вышел огонь из церкви тем столпом, так он от того и разселся. Мы же про тот столп у Греков спрашивали, так они нам сказали, над тем столпом бысть знамение великое: 24 рока (года) тому уже де прошло, пришед де армяне к паше да и говорят так: "Греческая де вера неправая, огнь де сходит не по их вере, а по нашей, возьми де у нас сто червонных, да чтоб де нам службу несть в Великую Субботу, а Грек де вышли вон из церкви, чтоб {39} де они тут не были, а то скажут, по нашей де вере огнь с небеси сходит". Турчин облакомился на гроши и обольстися на большую дачу, да Грек (и) выслал вон из церкви. Потом Турчин отпер церковь и пустил Армян в день Великия Субботы: а митрополит Греческий со христианы стоял у столпа, у места Царицы Елены, где она жидов судила, а то место вне церкви великия, и митрополит стоя у того столпа и плакал и Богу молился: а Армяне в великой церкви в те поры по своей проклятой вере кудосили и со кресты около придела Гроба Господня ходили и кричали: "Кирие Элейсон!" и ничто же бысть. И будет как час одиннадцатый и сниде огнь с небеси на придел Гроба Господня и поигра, яко солнце в воде блистая – пойде к вратам великия церкви, а не в приделе Гроба Господня, и тамо не во врата и пойде, но в целое место сквозь стену и в столп каменный, и разседеся столп и выде огнь из церкви пред всем народом, а столп треснул, что гром с великим шумом загремел. Тогда весь народ из церкви выбегоша на тот позор {40} смотреть таковаго чуда, где огнь пойдет, и смотреша: и огнь пошел по мосту, что вне церкви слано камением; и дошед до того места, где митрополит стоит с христианы и на коем месте стоит кандило с маслом без огня, только фитиль плавает, и пришед огнь к столпу и опалил весь столп, потом загореся кандило. И когда Турчин увидел такое чудо, (а в те поры турчин сидел у великой церкви у великих врат), кой дань собирает с Турка, закричал величайшим гласом: "Велик Бог христианский!" Тогда ухватили его, стали мучить и по многом мучении, видя его непокоряшагося, потом склаша великий огнь противу того столпа, где кандило с маслом загорелося, а тут его спалиша.

А ныне тако бывает сошествие Огня: В день Великия Субботы Греческий Митрополит со христианы, взяв св. иконы, в часу девятом дни – пойдут круг Гроба Господня, и когда обойдут около придела трижды, тогда Турчин опечатает придел Гроба Господня, и посмотрит на кандило Греческое: буде есть огнь, так он {41} скажет Митрополиту, а как нет, то скажет нет, и тако греки великим воплем кричат: "Кирие Элейсон!" на мног час; а Турчин понаровя да еще посмотрит, и когда увидит Турчин огнь, так и скажет Митрополиту; тогда Митрополит возьмет свеч великие пуки в обе руки, да и зажжет оба пука свеч, да вынесет христианам, а христиане от его руки станут разбирать. Потом за христианы – армяны пойдут в предел Гроба Господня, да возьмут Огнь от Греческаго кандила, потом станут по всей великой церкви зажигать; так-то пение бывает.

Иеромонах Мелетий, благочестивый старец Саровской пустыни, путешествоваший в Иерусалим в 1793 и 1794 годах, описавший свое путешествие под руководством известнаго Иерарха Феодотия, (путешествие издано в Москве 1798 г.) повествует о святом Огне нижеследующее:

В Великую Субботу рано, приступили к заключенным церковным вратам убогие христиане Арапы, которые пришли тогда из {42} дальних мест, числом более 500 человек и начали с великим воплем и слезами умолять Турков именем Божиим, здравием султана и государства, дабы их, яко неимущих денег – туне пустили в церковь с прочими христианами праздновать святое Воскресение. Но Турок не иначе вопль убогих сих людей умягчил, как точию получив обещание от драгоманов (переводчиков) некотораго числа денежной за них заплаты. Теперь не утаю от читателя и того, чем некоторые из сих бедняков в церкви занимались. Они от втораго часа дня, до осьмого, становясь один другому на плеча, ходили непрестанно вокруг св. Гроба, и в посрамление Римлян, неверующих снитию огня, (Римляне снитие Огня не признают, и в Субботу от утра до вечера не показываются, но Арабы их, превращенные из православных, последуя своим благочестивым предкам, оное до ныне сознают) – преподавали на обе стороны по обыкновению их, сложенными и прямо простертыми ладонями – благословение. Также, держа в левой руке шапку, правою выбрасывали из оной {43}, акибы деньги народу. Сим означали увещание и привлечение к католичеству своих бедных соплеменников, а при том и над Армянами издевались.

Явление святаго Света. Когда в церкви пробило седьм часов дня, параекклезиарх взяв благословение начал ударять в железное било. Сему продолжающуся, делалось приготовление. Внутри пещеры, на крышке св. Гроба, поставлено большое хрустальное кадило для сего только случая сберегаемое, наполненное чистым елеем с устроенною светильнею и положены свещи. Потом дверь гробнаго притвора заключена печатью. У преддверия же при остенках по обоим сторонам стояли изнесенныя из олтаря будничныя хоругви числом 12, между коими видел я и Российския хорошаго письма. В олтаре тогда Архиепископ Мисаил и шесть священников облачилися во все церковныя одежды. Два попа, Армянский и Коптский, в лице своего народа, осзнающаго снитие огня, взяв благословение от помянутаго Архиепископа отошли на свои м еста. Такожде и народ разноверной, кроме Римлян, весь стоял при {44} своих молитвенницах. Как скоро исполнилось восемь часов, билу умолкшу. Архиепископ со священнослужителями вышел из олтаря в царские врата и обошел в церкви св. Гроб трижды с воспеванием воскресной стихиры 6 гласа: "Воскресение твое, Христе Спасе, ангели поют на небесех: и нас на земли сподоби, чистым сердцем тебе славити". Потом, снятой печати и отверзтой бывшей двери притвора, вошел Архиепископ внутрь ко св. Гробу. Из притвора же чрез дверцы к оному приникали епископ и начальствующие Турки. По прошествии минут двух, вышел Архиепископ из пещеры в притвор, имея лице обращенное к востоку и поднятыя крестообразно руки с горящими свещами: и десницею несколько оных подал чрез отверстие Арапу стоящему в церкви на северной стороне у притвора, шуйцею же чрез другое отверстие армянскому Архиерею, вне притвора, на южной стороне с своим клиром и народом стояшему. Арап, дабы от людей не был замят, полетел аки птица с огнем к олтарю, и отдал оный Скевофиляксу, получил себе в дар червонец. {45} От огня сего все стоявшие в олтаре люди, в числе коих и я, свечи свои зажгли. Архиепископ, идя от притвора к олтарю свечи свои раздавал людем. И так все от Архиерея и друг от друга пуки свеч держимые в руках, зажигали, и разливался огонь подобно реке. И во все сие время весь благочестивый из разных стран и родов, собравшийся народ в восхищении и радости духовной, каждый своим языком не умолкно взывал: "Господи помилуй!" Арапския же малыя дети, как древле еврейския, не в малом числе проходя в церкви между людьми, многократно, во услышание всем восклицали: "Воля дин, илля дин, Эл-Мессия" то есть: несть веры, едина православных христиан. Потом совершалась литургия Василия Великаго, и было множество причастников. По службе трапеза, и после оной читали в церкви деяния святых Апостолов. Свечи же, по обжении, поклонники погасили, кои после отвозят в свое отечество: но в неугасимо горящих кандилах при Гробе и других местах огнь сей безпрерывно чрез год паки до окончания субботней утрени сохраняется. {46}

О сем Святом Свете любопытство людей многое простирается, желая знать, как и откуда оной приходит? Иные же из простейших, стоя тогда в церкви, мечтают чрез верхнее церковное отверстие, что над святым Гробом, видеть даже схождение онаго; но сему причина та, что во время ожидания огня, люди, особливо около Гроба, быв в движении колебаясь, воздвигают тонкий прах, в котором солнечные лучи, проникающие чрез отражение и сотрясающийся воздух, сверкают и некако блещут. И тако от сего поражается в них мнение о видимости его. Но явление св. Света не от инуда, кажется происходит, как почию от самаго Гроба, освященнаго возлежавшею плотию Христовою, который ежегодно источает оный, в знамение сея истины и правоверия.

Как же св. Свет видим бывает на Гробе, о сем предложу здесь от сказания самаго Архиепископа Мисаила отправлявшаго тогда при явлении онаго служение: – "Вшедшу мне. сказывал он, внутрь ко cв. Гробу, видим бе на всей крыше Гробной блистающ свет, подобно разсыпанному мелкому бисеру, в виде белаго, голубаго, алаго и других цветов, который потом совокупляяся краснел, и претворялся в течение времени в вещество огня; но Огнь сей, в течение времени, как только можно прочесть не спеша четыредесять крат "Господи помилуй!" не жжет и от сего то огня уготованныя кандила и свещи {47} возжигаются. Но впрочем, присовокупил он, как и откуду явление сие бывает? сказать не могу!

Явлению святаго света все Армяне и Копты и все Евтихиянцы верят, католики же, отрицая, приписывают Греческой хитрости. Но не знаю как они принимают своего Барония, свидетельствующаго, что западнии, по взятии Иерусалим от Сарацин, видеша и чудо, егда в субботу великую у Гроба Господня свещи сами зажигахуся. Чудо же сие бяше – тамо обыкновенно. Олонецкие же выгопустынные антихристиане, повидимому, кажутся противники Латин, но самою вещию искренние их друзья и единомышленные враги св. Сиона. Они прельщая себя и подобных себе невежд, пишут в книге своей, называемой Олонецкие ответы, в 90-м ответе яко-бы, ныне от времен Никоновых, того Божия великодействия, т.е. явления св. Огня не слышится, и самобывшии тамо, не поведаша, ибо и Арсений Суханов, бывший при Патриархе Паисии, повествует, яко тогда не видеша снития огня небеснаго". Кто же были самовидцы, кроме Арсения? не объявили; видно {48} никого не знали. В Арсениево же время, ежели не было снития огня, то будет не от времен Никоновых, но прежде; поелику Никон патриаршествовал в Москве, как всем известно, после путешествия Арсениева в Грецию. Сами себя обличают! Но последователи их помраченные злобою, сего не видят. Что касается до Арсения, то он в своем Поклонники, в седьмой надесять тетради, ясно свидетельствует, что Свет или Огнь небесный при его бытности Патриархом Паисием от Святаго Гроба изнесен был. Тут же на поли в доказательство о Святом Свете, написано: "книга Нектория, патриарха Иерусалимскаго лист 207". Сей патриаршествовал в Иерусалиме, после Паисия, при котором был Арсений. Его повствование о Святом Свете, как слышал я, от читавших оное, подобно вышеупомянутому сказанию Преосвященнаго Мисаила, и приводятся тамо в доказательство святые отцы Григорий Нисский и Иоанн Дамаскин, Сии Святые мужи сами были в Иерусалиме и перваго о Святом Свете в слове втором о Воскресении есть сицевое: "Сие виде Петр {49} верил, видел же не точию чувственныма очами, но и высоким апостольским умом. Исполнен убо был Гроб Света, так что хотя и ночь была, однако двема образы видел внутренняя – чувственне и душевне. Аще убо свет праведным присно, яко-же есть писано, то кольми паче у Бога праведных". Второй же 8 гласа, в Воскресном первом седальне, втором стихе пишет тако: Скорый Петр предста Гробу, и свет зря во гробе ужасашеся. Тем же и увиде плащаницы, кроме Божественнаго тела, в нем лежащия и пр.

Помянутые Олонецкие лжецы, в прельщение людей претворяются верить и признавать за справедливое, что в Москве до Никона Патриарха или до поправления книжнаго напечатано, – самым же делом чужды сего. В книге о вере; печатанной в Москве в лето 1756 при патриархе Иосифе, во главе первой о церкви Сионской показано, что: "на всяко лето, в великую субботу, вечер, огнь паче же святый свет на Гробе Христове виден бывает, и внутрь гроба исполняеть, и кандила окрест тамо висящая от того огня, или света {50} возжигаются и светле светят. И мало ниже, по сравнению другой материи, доказывается, что сей невещественный Огнь на Гробе Христове всегда являтися имеет. Но сынове тьмы раскольники не взирают на сие, коих мы, яко врагов церкви Сионской, имеющих по воспеванию св. Иоана Дамаскина, яко трава огнем изсохнут, от себя отряся, пойдем к предлежащему.

О самовжигавшихся кандилах, вне св. Гроба, я кроме повести, найденной в книгохранильнице монастыря св. Саввы, ничего сказать не могу. И от сея повести, котории, печатанном в Вене 1787 года о том вкратце извещаю: "В царство Константина Багрянороднаго, некто из синклита именем Никита, приехал на поклонение святым местам в Иерусалиме, бывший в обладании Старацин. В то время также прибыл из Багдада Амир. Сей, не допускал православных в Великую Субботу в церковь ко Гробу Господню, ежели ему не дадут прежде седьмь тысяч золотых. Патриарх, не имея у себя и четвертой доли сих денег, прибегает с своим {51} народом к Богу и просит Его защищения. Скорый в помощи, и щедрый в милости Господь, видя нужды и озлобление рабов своих – являет чудеса. Врата Великой Церкви, заключенныя от Амира, сами отверзаются; кандила, висящия над местом Снятия (со креста), над Гробом Господним, на Голгофе и других местах, никем не возжженныя, начали гореть, а притом вшедшу Амиру в Церковь, и другия чудесныя явления при очах его происходили. Сим он удивленный, повелел Патрираху с Христианами по воле своей отправляти праздник".

В царство султана Мурата Правдиваго, Армяне просили Иерусалимскаго пашу, обещавая ему денег, сколько хощет, дабы только позволил им одним быть в храме Воскресения Христова в Великую Субботу. Паша, быв убежден деньгами, позволил. Греки не быв внутрь допущены, стояли вне пред заключенными вратами, молясь со слезами и сокрушенным сердцем, дабы Бог, презря их согрешения, явил милость и человеколюбие свое. Приближающуся же часу, в который {52} обыкновенно бывает чудо, вдруг разселся один из столпов, которые суть в стене пред святыми вратами и изшел святый свет. Сие видя Патриарх притече со тщанием и возже от онаго свещи. Потом возшедши на свое место, разделил Свет православным для их обрадования и освящения. Они же возжегши свещи в руках своих держалися и исполнившися велия духовныя радости, всесильному Богу воздали благодарение, яко услышав правоверующих в Него, и сотворил волю их. Армяне, совсем не ведая о святом свете, яко оный снисшел к православным, ожидали онаго к себе внутрь Гроба, сильным гласом яко ваалитяне, вопия тщетно. Турки же стрегущи св. врата, видя такое чрезвычайное чудо, тотчас отворили оныя. Патриарх, входя с множеством православных внутрь величественнаго храма, торжественно восклицал: Кто Бог велий, яко Бог наш? Ты еси Бог творяй чудеса"! и так Божественную литургию тогда совершал и Пасху праздновал с народом своим. В то время один Эмир от предстоявших тут военнослужителей (турецких), видя {53} что разселся столп и изшел Святый Свет, вдруг уверовал во Христа, и исповедуя Его Сыном Божиим и Богом Истинным и совершенным человеком, велиим гласом воззопил: "едина есть вера христианская!" и вонзил в один камень три гвоздя, случившиеся в его руках, говоря: таким образом да вонзятся сии в очи неверующих во святый Свет, яко оный есть истинный и святый. Турки, при сем, находившиеся, слыша его тако глаголюща, связав, предали его огню пред святыми вратами. Камни, на которых сей новый исповедник и мученик Христов был сожжен, доныне знаки огня на себе показывают. Части же неизвестно какия, кусочками от сожжения оставшиеся сохраняются в Воскресенском храме в монастыре Введения Пресвятыя Богородицы, как выше о сем сказано.

Сие повествование впрочем подтверждает и дает несомненную имоверность та каменная четырехугольная плита, на коей все сие происшествие изображено на Арапском языке. Плита сия всеми видимая, на площади близ св. врат вложена снаружи {54} в восточную олтарную стену св. четыредесяти мучеников церкви, смежной своею северною стеною полуденной великой церкви стеною же, протягающеюся от святых врат на запад. Просил я Гефелманскаго Иеромонаха который был природный Арап, дабы для сведения мне года, месяца и числа, в котором соделалось сие чудо, прочел начертание. Сколько он ни старался, не мог исполнить по причине, что плита от полу каменная, которым устлана площадь, высоко поднята, а при том некоторыя буквы испортились от долготы времени и высоты места, приставить же лестницу, по политическим обстоятельствам было невозможно.

Андрей Никол. Муравьев, знаменитейший из духовных писателей нынешняго столетия, в книге путешествие ко св. местам, изданной в 1832 году, С-Пб., пишет о святом Огне следующее:

Поклонники стекаются в храм менее для празднества Пасхи, нежели для Святаго Огня, ежегодно возжигающагося на великом Гробе к общей радости христиан {55} востока почитающих огонь сей верным залогом плодородия. Даже в самое то время когда я говорил с Архиереями, ожидание онаго было виною жестокой драки в храме между Арабами и Армянами. Первые, гордясь древним своим правом, не хотели дать места последним, только недавно испросивших силою денег в Царьграде, получение св. Огня из рук собственного Архиерея. Мусселин бросился со стражами в раздраженную толпу и сам едва не сделался жертвою ярости народной, однакоже усмирил смятение.

По краткости времени я не мог подробно сам узнать о начатии торжества св. Огня в Иерусалимской церкви, которое теряется в глубокой древности. Сколь велика и священна в православном отечестве нашем молва о возжении св. Огня, столь тягостно для взоров и сердца зрелище бывающих при оном безпорядков в Иерусалиме. Когда я возвратился опять в Храм, он уже был наполнен народом. Мусселин, к общему неудовольствию католиков сидел на их хорах, Арабы теснились около самой часовни гроба. Их {56} радостныя, но дикия скакания и шумныя вопли: "нет веры, кроме веры православной!" заглушают даже звук благовества. Такое смятение царствовало в храме, когда драгоман патриарший привел в соборный алтарь Архиереев Армянскаго и Коптскаго, просить участия в св. Огне у митрополита Петры Аравийской Миссаила, по старшинству и по уважению народа уже сорок лет совершающаго обряд сей. Приняв благословение от наместника и, собрав поясом широкия одежды, чтобы сохранить их в целости посреди черни, они пошли облачаться в свои приделы и потом стали близ часовни Гроба, запечатанной градоначальником, как-бы на память той печати, которую в подобный день возложил Пилат на сию же скалу.

Но какая разность в их ожиданиях! Не в страхе дивнаго воскресения запечатан был ныне утес, но дабы воспретить Грекам тайно внести в него Огонь, до возжения новаго, ибо все прочия лампады и свечи погашены были в храме, кроме придела католиков, которые никогда не принимают участия в сем торжестве. Прежде однако {57} же его начала, отворяют на миг двери часовни игумену храма и он ставит на св. Гроб не зажженную лампаду, вместе с двумя пуками свечей, из 33 каждый, в память годов Христовых, и кладет хлопчатую бумагу, дабы собирать ею св. Огонь, появляющийся, как говорят, малыми искрами на мраморной плите.

Тогда начался из олтаря крестный ход. Духовенство вслед за митрополитом, трижды обошло утес с песнею: "Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангелы поют на небеси, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити!" Оно снова возвратилось в олтарь, Оставив одного наместника пред дверьми св. Гроба. Стража Арабская сняла с них печать и впустила Святителя в таинственный мрак часовни. Вместе с ним, к сильному негодованию православных и в первый раз со времени существования храма вошел Архиерей Армянский, но остановился в первом приделе Ангела. Снова заключились двери, и всеобщее глубокое молчание водворилось в обширном храме, внезапно затихшем, без признака жизни. Одно истинно высокое {58} мгновение во всем обряде! Арабы в тайном страхе, ожидали св. Огня, как-бы не на его обычное возжение. – Вдруг появилось пламя в двух тесных приделах Ангела и было схвачено с правой стороны часовни Армянами, с левой же засветился железный фонарь, который был доставлен по веревкам на хоры, и оттоле перенесен в Соборный олтарь, на тот случай, если-бы погас Огонь в руках митрополита.

В тоже мгновение открылись двери св. Гроба и вышли оба Архиерея, подавшие сквозь окна огонь сей, дабы несколько отвлечь толпу, чрез которую Армяне понесли на хоры своего Епископа. Митрополит же, чтобы отбиться от народа, стремившагося зажечь из рук его свечи, был принят на плечи Арабов и поставлен на возвышенное место в главном олтаре. Жалко было видеть почтеннаго, осьмидесятилетняго Мисаила в одном подризнике, без сакоса, без митры, в столь странном торжестве несомаго полунагим Арабом прямо в царския врата, пи шумных восклицаниях народа, при дымном свете {59} безчисленных свеч, мгновенно озаривших весь храм, которыми как безумные махали дикие поклонники, опаляя даже собственное тело, в надежде многочадия. Посреди общаго смятения началась литургия Великой Субботы положившая конец сему зрелищу, при котором чувство благоговения невольно смешивалось с чувством горести от неблагочиния, слишком господствующаго окрест столь неприступной святыни.

Авраам Сергеевич Норов, бывший министр Народнаго Просвещения в России, известный русский писатель, путешествовавший в Палестину в 1835 году, в книге своей, "Путешествие по св. Земле", изданной в 1838 году, в первой части о Святом Огне свидетельствует как очевидец:

Растворились царския двери Гречаскаго олтаря, толпа раздвинулась, открыв путь ко Гробу Господню и разоблаченный митрополит, в одном белом подризнике, с связкою незажженных свечей в руках, для принятия св. Огня направился к часовне Гроба Господня, предшествуемый всем духовенством, в белых ризах, блестящих {60} золотом. Митрополит удостоил дать нам место вслед за собою. Толпы диких и безумоствоваших Арабов пребыли мирны, как агнцы, лишь некоторые вырывались иногда из рядов, чтобы поцеловать одежду митрополита или только коснуться ея, несмотря на все воспрещения и угрозы предводившего процессию, янычара.

Таким образом мы достигли часовни Гроба Господня среди чуднаго зрелища народа, волнуемаго, или нависшаго со всех аркад и карнизов. В часовню Гроба Господня вошли за митрополитом, только один из греческих епископов, архиерей армянский (недавно получивший на это право), Русский консул из Яффы и мы трое путешественников. За нами затворились двери. Никогда неугасающия лампады над Гробом Господним, были уже потушены, одно слабое освещение проходило к нам из храма сквозь боковыя отверстия часовни. Эта минута торжественна: волнение в храме утихло; все исполнилось ожидания. Мы стояли в приделе Ангела, пред отваленным от вертепа камнем; один только митрополити вошел в вертеп Гроба Господня. {61}

Я уже сказал, что вход туда не имеет дверей. Я видел, как престарелый митрополит, склонясь пред низким входом. вошел в вертеп и повергся на колени пред Святым Гробом, пред Которым ничего не стояло и Который совершенно обнажен.

Не прошло минуты, как мрак озарился светом, – и митрополит вышел к нам с пылающим пуком свечей. Едва только Свет Огня блеснул сквозь отверстия часовни, как безмолвие толпы заменилось самыми необузданными восклицаниями и буйным волнением. Не довольствуясь огнем, поданным народу чрез боковыя отверстия часовни, Арабы вломилсь в запертыя двери, сколько для принятия Св. Огня из первых рук, столько же и для достижения чести нести митрополита по обычаю и по необходимости на плечах, до соборнаго олтаря. Один из арабов, в безумном изступлении. впился зубами в мою руку, чтобы вырвать у меня зажженную свечу. Часовня Гроба Господня, которая едва может вместить в себе несколько более десяти человек {62} вдруг наполнилась до невозможности толпою и превратилась в одну живую груду с пылающими свечами, и в довершение смятения двери часовни опять закрылись от вновь нахлынувшей толпы. Тут положение наше делалось ужасным, и если бы оно продолжалось несколько долее, то все бы находившиеся в часовне погибли. Воздух от огня свечей, то загорающихся, то погасающих, делался уже едва выносим человеку. Столетний митрополит совсем уже изнемогал от духоты, дыма и шума, - те, которые не совсем потерялись, уговорили его довериться первому арабу, и посадили его, почти безчувственнаго на плеча этого араба, но и тут еще мы не могли растворить дверей от напиравшей толпы. Наконец, усилия и громкия воззвания сквозь двери к изступленной толпе, открыли нам выход; толпа разступилась пред несомым на плечах араба изнеможенным митрополитом; тогда народ опять сомкнулся, и как быстрый поток. устремился вслед за митрополитом к Греческому олтарю. Один из арабов видя меня почти запертаго народом {63} знаками показал мне. чтоб я обхватил его за шею, и повлек меня, среди стремившейся толпы, но скоро я был сорван с его плеча, тогда другой из арабов, с которым мы были уже знакомы, видя мое положение по причине моей раны, – оказал мне туже помощь и довлек меня до олтаря.

Богослужение остановилось… Митрпоолита оттирали и освежали разными эссенциями, в ризнице, куда мы и последовали.

Только после получасового отдыха, между тем как священный огонь переходил все еще из рук в руки, и поднимался с хоров на хоры. выше и выше – обедня началась. Промежуток между вечернею Субботы и воскресною заутреней, был весьма малый, от утраты времени в продолжении смут. Глубоко-трогательная заутреня и обедня Светлаго Христова Воскресения – были совершены в самом вертепе Гроба Господня. Евангелие было читано на языках Греческом и Русском. Во время крестоносцев, при служении латинской литургии Воскресения Христова, диакон, читая Евангелие, при словах: "Иисуса распятаго ищите; несть зде", {64} указывал перстом на вертеп Гроба Господня; а при слове "возста!" указывал на небо. Евангельския слова: "видите, иде же лежа Гоподь" и "несть зде" были некогда начертаны над входом в вертеп Гроба Господня, и два Ангела, изображенные одесную и ошуюю от входа, показывали на них.

Таково во Иерусалиме знаменитое торжество, которое предшествует Светлому Христову Воскресению. Это торжество сопряжено всегда с опасностию для многих, даже иногда и для митрополита.

Находившись сам, в этот торжественный день во внутренности часовни Гроба Господня, я разсказал то, что видел. Еще никто из путешественников писавших о Палестине, не имел этого случая, почему и считал долгом сказать сколь неумерены и далеки от истины порицания католиков противу Греков: Кварезмий, и за ним другие католические писатели о Палестине уверяют, что спрятанный заранее в пещере Гроба Господня араб (говоря их словами) зажигает лампаду при вступлении туда гречаскаго митрополита. Еслиб что либо подобное могло {65} быть, то конечно бы, я частный путешественник, не был бы допущен в святилище. Латинцы, менее чем другие могут возставать против этого, я буду иметь случай разсказать после мой разговор об этом предмете с настоятелем латинскаго монастыря в Иерусалиме. Негодование католиков происходит более от того, что принятие св. Огня издревле принадлежжит Праовславной грековосточной церкви. Мы видим из разсказа Игумена Даниила, что даже при крестоносцах, в присутствии короля Балдуина. в день Великой Субботы. духовенство Греческое, а не Римское, было собрано для испрошения свыше Святаго Огня, тогда латинцы не говорили о злоупотреблениях Греков, а напортив сам король Балдуин в присутствии всего духовенства принял с должным благоговением от Греческаго епископа первую возженную от святаго Огня, свечу, и от нее все предстоявшие возжгли свои свечи. Мы не имеем положительнаго сведения о времени, когда произошло первое чудесное явление Святаго Огня. Полагают, что древнейшее предание о подобном событии принадлежит {66} концу второго столетия. Повествуют, что Епископу Иерусалимскому Нарцису, известному святостию своей жизни, и чудесами, донесли однажды в Великую Субботу, что недостает елея для лампад церкви Гроба Господня; он велел принести воды, и соверша над нею молитву, с твердою верою велел налить воду в лампады, – и она обратилась в елей; но это не святый Огонь. Монах Бернард в конце IX столетия говорит уже положительно о святом Огне; а наконец о том же пишут современные историки крестовых походов.

После обедни, мы разговелись пасхальными яйцами и легким ужином за братскою трапезою у священнаго старца Митрополита.

Я очень желал сойтись с латинскими монахами дружественно. Беседуя однажды с ними в душевном прискорбии о распрях, разделяющих христианския церкви в Иерусалиме я слышал жалобы от их настоятеля на Греков; он упрекал их, между прочим, за святый Огонь; он прибавил, что говорит мне о том, как европейцу. Я отвечал, что если он принимает это за обряд, то и в таком случае {67} обряд этот освящен столетиями, и что Римская церковь не имеет права на такой упрек; что мне Италия коротко знакома, что и я также отнесусь к нему, как европейцу, о совершаемом обряде в Неаполе, в церкви св. Яннуария, когда хранимая в стеклянке кровь мученика, будучи вынесена пред народом, начинает кипеть. Тут настоятель воскликнул: ma questo e in vero marokolo! (это настоящее чудо!) и не внимал никаким возражениям; – если это так, сказал я ему, то позвольте мне более верить чуду, совершающемуся на Гробе Самаго Спасителя, чем чуду св. Яннуария.

Виктор К. Каминский, встречавший праздник Пасхи в Иерусалиме. 8 Апреля 1851 г., в книге своей "Воспоминания поклонника святой земли" (издан. 1855 г. СПб.) явление св. Огня описывает так:

В Великую Субботу выслушав заутреню и обедню в своей церкви, и пошел в храм Воскресения. Все ярусы храма были наполнены народом, ожидавшим времени явления Благодатного Огня. Я поместился в главном олтаре. В то время в целом {68} храме и в св. пещере погашены были все светильники; арабы продолжали еще кричать, и пришли почти в изступление, когда, в два часа пополудни, увидели митрополита, шедшаго для испрошения свыше св. Огня. Явление этого Огня описано многими путешественниками и даже самыми древними. Некоторые из них говорят, что они присутствовали в это время в приделе Ангела, и были очевидцами его явления на Гробе Божием.

Митрополит Мелетий облачился в олтаре, и вместе с армянским епископом вошел в пещеру в это мгновение во всем храме водворилась совершенная тишина, самое благоговейное ожидание и внутренне общее участие в молитве – вошедших в пещеру. Безмолвие это по истине было трогательно; если бы, кажется, никого не было в храме, то и тогда в нем не могло бы быть тише, как в это время, при нескольких тысячах народу!

Это продолжалось минут 25; наконец митрополит вышел к народу, держа в руке пучек зажженных свечей; от этого {69} огня зажгли свои свечи – армянский епископ и греческий иеродиакон. Последний пробрался чрез толпу в олтарь с своим факелом, и вручил его игумену св. Гроба, и от него уже зажигали ближайшие к нему, и передавали один другому.

Горевшие пучки состояли, по большей части из тридцати трех тонких свечей, в память числа лет, проведенных Спасителем на земле. Вскоре, вся церковь, от низу до самаго купола запала огнями. Радость благочестивых христиан была самая искренняя, особенно ревностных арабов которые выражали ее ужаснейшим криком, и виновника общей радости митрополита Мелетия, от самой часовни до главнаго олтаря принесли на руках. Все радостно поздравляли друг друга. Большая часть бывших здесь понесли этот огонь в свои деревни и домы. По общему поверью страны, в том доме будет благополучие во весь год, куда донесут этот огонь.

Инок Парфений, иеромонах, постриженник св. Афонской горы, впоследствии игумен Гуслицкаго монастыря, {70} путешествовавший с 1841 по 1846 г. по России и Молдавии, Турции и св. земле (М. 1855 г.), а с 1870 по 1871 повторивший свое путешествие ("Душеполезное Чт." 1872 г. №№5 и 6, стр. 70-93 и 159-185) – пишет о Святом Огне.

Когда рассвело, - начали огни и лампады гасить, и нигде не оставили ни единой лампады горящей. Турки отворили Гроб Божий и внутри погасили все лампады. Потом пришло турецкое начальство, и сам паша; кругом Христова гроба стало множество воинов вооруженных. И во храме все переменилось: все приуныли, а арабы приохрипли и изнемогли. В храме теснота и духота необыкновенная. Вверху на всех хорах в четыре ряда набито народу; и на всех иконостасах и в куполах полно людей; все держат в обеих руках по тридцати по три свещи, во образ Христовых лет. Огня нигде нет.

Патриарх с консулами взошел на передний иконостас. А Мелетий митрополит Заиорданский с прочими владыками сидели в алтаре, приунывши и головы повесивши. В храме распоряжаются магометане, с {71} военным оружием; арабы бегать уже перестали, но стоят, поднявши руки на небо, и умиленные гласы испускают; христиане все плачут, или непрестанно воздыхают. И кто бы мог тогда удержаться от слез, видя столь, множество людей со всех стран вселенной, плачущих и рыдающих, и от Господа Бога милости просящих? Но радостно было видеть, что теперь и нехотя прочие христиане православную греческую веру и православных христиан уважают, и на православных, яко на пресветлое солнце, взирают: ибо все надеются получить благодать святого света токмо от православных. Пришли в алтарь армянский патриарх с двумя архиереями и коптский митрополит, поклонились митрополиту Мелетию и прочим владыкам, и просили, чтобы, когда получат благодать святого света, уделили и им. Митрополит Мелетий со смирением ответил, и велел им молиться Богу; и они пошли в свое место. Потом были сняты царские врата, и повешены другие, с отверстием. Не можно описать, что тогда было во храме: яко-бы ожидали все {72} второго пришествия Царя небесного; на всех напал страх и ужас; сами турки приуныли. Больше в храме ничего не слышно, как только воздыхания и стон. И митрополит Мелетий слезами омочал свое лицо. Потом сам турецкий паша с прочими начальниками пошел вовнутрь ко гробу Божию поверять: не осталось ли где огня. И когда вышли, - гроб запечатали. Но туда еще прежде отнесли великую лампаду, налитую до самого верха елеем, и в нее пущена великая светильня, и поставили лампаду посреди Христова гроба. Уже кругом кувуклии христиан близко нет, одно турецкое начальство. А с хор спущено было на веревках множество железных решеток с пуками свеч. Когда пробило восемь часов; по-русски: два часа с полудня; тогда начали готовиться к крестному ходу. Архиереи, священники и диаконы, облачившись во всю священную одежду, взяли все по тридцати по три свещи без огня. Потом подали из алтаря, чрез царские врата, двенадцать хоругвей, и взяли - кто мог. Воины очистили путь. И пошли за хоругвями певчие. Потом из олтаря, {73} в царские врата, пошли, по два в ряд, диаконы, священники, игумены и архимандриты, потом архиереи, а позади всех митрополит Мелетий; и пошли прямо ко гробу Господню. Обошли его кругом трижды, поюще: "Воскресение Твое, Христе Спасе, ангелы поют на небесех: и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити". Кончивши ход, все духовенство скоро пошло в алтарь, и с хоругвями; остался один митрополит Мелетий у дверей гроба, в руках турок. Турки его разоблачили, и сами начальники всего его обыскали. Потом надели на него подризник и омофор, и отворили Божий гроб, и впустили его вовнутрь. О, какой тогда напал страх и ужас на всех там бывших! Все рыдали и воздыхали, и просили Господа Бога, да не лишит Своей благодати, небесного Своего света. Прошло несколько времени; не знаю, много или мало, ибо были все вне себя от какого-то страха; только вдруг около Божия гроба воссиял свет; вскоре свет показался и из алтаря, в царские врата, в отверстие. И текли яко две огненные реки: одна от запада, от Божия гроба, а другая с востока, от алтаря. О, какие тогда в храме сделалась радость и ликование! Сделались все яко пияны, вне себя, и не помнили: кто что говорит, или кто куда бежит. И поднялся по всему храму великий шум: все бегают, все восклицают с веселием и благодарением, а наипаче арабские жены. Сами турки, магометане, пали на колена и кричали: алла, алла, то есть, боже, боже. О, странное и преславное видение! Весь храм обратился в огонь: больше во храме ничего не видно, кроме небесного света. Вверху и внизу и по всем хорам разлился святой свет, и сделался после по всему храму дым. И пошел народ со светом, большая половина, вон; и понесли по всему Иерусалиму, каждый в свой дом и по всем монастырям.

В великой церкви началась вечерня, а потом литургия Василия Великого. Служил один митрополит, собором, и хиротонисал одного диакона. Литургию народ стоял со свечами.

Митрополит Заиорданский, когда входит вовнутрь гроба, - обретает великую лампаду, стоящую на Христовом гробе, саму о себе возжегшуюся, а иногда при нем нечаянно загорится. Но только сам он никогда не видал, как она загорается. В Иерусалиме я от многих слышал, которым сам митрополит сказывал по {75} откровенности, сие: "Иногда я взойду, а она уже и горит; тогда и я скоро вынесу, а иногда взойду, а лампада еще не горит; тогда я паду на землю от страха и со слезами начинаю просить милости от Бога. Когда встану, лампада уже горит, и я зажигаю два пука свечей, выношу и подаю". Митрополит выносит свет в притвор и вкладывает пуки в железные фонари, и подает от гроба в отверстия, для того устроенные, правой рукой - православным, а левой - армянам и прочим. Православных арабов целая толпа стоит подле отверстия. И как только митрополит покажет святой свет, один араб схвативши бежит прямо в алтарь; а оттуда, в царские врата, раздают народу; а подле отверстия едва только успеет один запалить свещи. Митрополит же паки обращается ко Христову гробу, и еще зажигает два пука, и выходит из дверей гроба. Арабы же самые сильные стоят у дверей гроба, и его дожидают. Только он выйдет, держа в руках по тридцати по три свещи горящих, арабы, взявши его на свои руки, несут прямо в алтарь. Народ весь бросается к нему: {76} всем желательно прикоснуться к его одежде. И едва, с великим трудом, могли его донести до алтаря; и посадили его на стуле: он просидел всю литургию, яко вне себя, наклонив главу; очами не смотрел и устами нечего не провещал; и никто его не беспокоил. Когда унесли его от Гроба, народ бросился вовнутрь гроба прикладываться, и я сподобился приложиться. Весь Христов гроб был мокрый, якобы дождем вымочен; но я не мог узнать, от чего это. Посреди гроба стояла та великая лампада, которая сама зажглась, и великим светом горела.

Варвара Брюн де-Сент Иполит, путешествовашая в Иерусалим в 1859 году, в сочинении своем "Торжество Пасхи в Иерусалиме" (Странн. 1860 №4, I отд. стр. 107-116) описывает тождественно с другими, явление св. Огня:

В прошлом 1859 году я отправилась в Иерусалим, желая поклониться св. Гробу в уединении. Но Божию Милосердию угодно было даровать мне возможность видеть то, как в Иерусалиме совершается {77} торжество православной нашей церкви. Позвольте поделиться с вами тогдашними моими впечатлениями.

Прежде всего скажу о сошествии благодатного Огня в Великую Субботу, совершающемся ежегодно в одно и тоже время, над самым Гробом Господа. Пусть ученые естествоиспытатели придут и посмотрят на это чудесное явление, которые объяснить ум человеческий ни как не в состоянии. Положивший предел морским волнам, остановил здесь полет гордаго ума и пленяет его в послушание веры.

Великую субботу в Феодоровском монастыре рано утром все поклонницы ленточками связывали в пучки маленькие пестрые свечи так, чтобы каждый пучок состоял из 33 свечей - в память числа лет Христа Спасителя. В 10 часов утра, после обедни, наши православные на Гробе Господнем потушили лампады, а в церкви все свечи. Во всем городе, и даже в окружности, не осталось ни у кого и одной искры огня. Только в домах католиков, евреев и протестантов огонь не угасал. Даже турки следуют обычаю {78} православных и в этот день тоже приходят в храм Гроба Господня. Я видела, как их дети держали в руках своих пучки свечей, и говорила с ними через переводчицу. С этими детьми были и взрослые.

В 12 часов пополудни двери храма отворены, и собор полон народу. Все без исключения - старый и малый - идут в церковь. По множеству народа, мы с трудом пробрались туда. Толпами паломников не только наполнены были все пять ярусов хоров, но и на стенах, где только можно было сколько-нибудь держаться, везде сидели арабы. Один обратил на себя особенное внимание: он уселся на ручке большого канделябра пред иконою {79} и еще посадил себе на колена дочь свою, девочку лет семи, и во все время оставался на своем месте.

В храм набежали с гор бедуины с бритыми головами, женщины с нанизанными на голове и на носу деньгами и прикрытые белыми чадрами. С ними были и дети разных возрастов. Все это суетилось и хлопотало и нетерпеливо ожидало Благодатного Огня. Между людьми стояли турецкие солдаты и ружьями унимали волнующихся арабов. На эту пеструю картину смотрели с любопытством католические монахи и иезуиты, между которыми находился и наш русский князь Гагарин, 18 лет тому назад перешедший в латинскую церковь.

Царские врата Воскресенского собора были отворены, и там виднелось высшее духовенство всех христианских вероисповеданий.

Иерусалимскому патриарху ныне случилось в первый раз присутствовать при этом, потому что в прежние годы Его Блаженство проживал в Константинополе. Однако в алтаре распоряжался наместник его, митрополит Петр Мелетий, и сам принимал Благодатный Огонь. То же было и теперь. Он с воскресенья {80} (недели Ваий) ничего не вкушал, кроме просфоры, и даже не позволял себе выпить воды; от этого был бледнее обыкновенного, впрочем, спокойно говорил с причтом. Каждый присутствующий имел в руках большой пук свечей, а другие, стоявшие на хорах, спустили на проволоках несколько таких пучков и эти пучки висели по стенам в ожидании Небесного огня. Все лампы налиты новым маслом, в люстрах наставлены новые свечи; но фитили нигде необожжены. Иноверцы с недоверчивостью тщательно вытирают все углы в Кувуклии, и сами кладут вату на мраморную доску Гроба Господня...

Торжественная минута приближается, у каждого невольно бьется сердце... Так как все сосредоточены на одной мысли о сверхъестественном явлении, то у одних при этом возникает сильное сомнение, другие, более благочестивые, молятся от души с сердечным убеждением и надеждою на милость Божию, а иные, по одному любопытству, равнодушно ждут, что будет... Вот, наконец, луч солнца блеснул в отверстие {81} над кувуклией и осветил эту картину... Погода ясная, в воздухе жарко: весенний день Востока! Вдруг показалась туча и заслонила то самое отверстие, в которое луч солнца падал. Я испугалась, что уже не будет Благодатного Огня и что народ от досады растерзает преосвященного наместника. Сомнение омрачило мое сердце, я стала укорять себя, зачем осталась, разве не довольно было для меня поклониться Гробу Господню? - думала я, - зачем было ожидать несбыточного явления? И, размышляя таким образом, я все более и более волновалась. Вдруг в церкви все стемнело. Мне стало грустно до слез... я усердно молилась... Арабы начали кричать, петь, ударяли себя в грудь, молились вслух, поднимали руки к небу; кавасы и турецкие солдаты стали унимать их. Картина была страшная, тревога всеобщая!.. Между тем в алтаре начинают облачать наместника - не без участия в этом иноверцев. Клир помог ему надеть серебряный стихарь, {82} подпоясывает его серебряным шнуром, обувает; все это совершается в присутствии духовенства армянского, римского и протестантского. Облачив его таким образом ведут под руку с обнаженною головою между двух стен солдат в предшествии нарядных кавасов до двери Кувуклии и запирают за ним дверь. И вот он один у Гроба Господня. Опять тишина. Облако спускается на народ крупной росой…

В передней комнате с обеих сторон Кувуклии есть в стенах круглые отверстия, чрез которые игумены и настоятели окрестных монастырей подают Высокопреосвященному наместнику свечи. Нельзя себе вообразить ту минуту, когда отворяется дверь за настоятелем кувуклии. В толпе обнаруживается невольное благоговение.. В ожидании знамения с Неба. все смолкает… Но не надолго… вот опять безпокойство, – кричат, мечутся, молятся, волнуются, снова унимают… Вдруг из бокового отверстия показывается пук зажженных свечей... В один миг Архимандрит Серафим передает свечи народу. Вверху Кувуклии все зажигается: лампады, люстры... Все кричат, радуются, крестятся, плачут от радости; сотни, тысячи свечей передают свет одна другой. Суета... Арабы опаляют себе бороды, арабки подносят огонь к обнаженной шее. В этой тесноте огонь пронизывает толпы; но не было примера, чтобы в подобном случае произошел пожар. Общего восторга описать нельзя, изобразить картину невозможно: это чудо неизобразимое. После солнца - тотчас облако, потом роса и вследствие росы - огонь. Роса падает на вату, которая лежит на Гробе Господнем, - и мокрая вата вдруг загорается голубым пламенем. Наместник необожженными свечами прикасается к вате, - и свечи зажигаются тусклым голубоватым пламенем. Зажженные таким образом свечи наместник передает стоявшим у отверстий лицам. Замечательно, что вначале от такого множества свечей в церкви - полусвет; лиц не видно; вся толпа в каком-то голубом тумане; но потом все освещается и огонь горит ярко. Передав всем огонь, наместник выходит из Кувуклии с двумя огромными пучками {84} зажженных свечей, будто с факелами. Арабы хотели, по обыкновению, нести его на руках, но Владыка от них уклонился и сам, как в тумане, прошел скорыми шагами из Кувуклии в алтарь Воскресенского собора. Каждый старался зажечь свою свечку от его свечей. Я была на пути его шествия и тоже зажгла. Надо было видеть, с каким торжеством этого вестника Благодати Божией принял в свои объятия Патриарх, да и все наши наперерыв обнимали его (наместника) и принимали из его святых рук зажженные свечи. За этим последовала обедня, которую служил сам Патриарх со всем духовенством, облаченным в блестящие золотые ризы. Между тем бедуины в диком восторге собираются в кружок и пляшут по середине церкви, вне себя от радости становятся друг другу на плечи, поют и молятся, пока не падают обессиленные. Никто не останавливает их, как детей, выражающих восторженное состояние своей души по-своему. После обедни все бегут с огнем зажигать лампады: кто - домой, кто - к Илии пророку, в Крестный монастырь, кто - в Вифлеем, кто – {85} в Гефсиманию. Огни по улицам в продолжении дня, при солнечном свете - картина необыкновенная! Это осязательное присутствие Самого Бога на Гробе Его Единородного Сына сильно развивает любовь к Православной Церкви и остается в памяти сердца неизгладимо.

После нескольких часов отдыха мне нужно было поздравить его высокопреосвященство Наместника Петры Мелетия. Хотя во время десятимесячнаго моего пребывания в Иерусалиме, я привыкла с ним обращаться, как с добрым отцем, но тут, представляя в нем орудие небесной благодати, преподанной нам свыше чрез его святыя руки, не смела приблизиться, к нему и со страхом стояла у порога скромной его кельи. Владыка сидел на барсовой коже на полу, где обыкновенно сиживал. Заметив мою робость, он улыбнулся и сказал: "И чего ты боишься? Вот уже тридцать лет, как Бог сподобляет меня принимать благодатный Огнь. Прежде ты не боялась меня, не бойся и теперь – подойди, я тоже грешник. Христос {86} воскресе!" Я ободрилась и подошла, стала на колена и приняла его благословение. Он очень похудел и побледнел, но выражение его лица было тем приятнее и характеризовалось необыкновенным спокойствием. Он смотрел на меня внимательно и прозорливо, угадывая совершенное мое убеждение в знамении Божией благодати, сказал: "Ныне благодать уже сошла на Гроб Спасителя, когда я взошел в Кувуклию: видно, вы все усердно молились, и Бог услышал ваши молитвы. Бывало долго молюсь со слезами, и огонь Божий не сходил с небес до двух часов, а на этот раз я уже увидел его, лишь только заперли за мною дверь". Я откровенно призналась ему в колебавшем меня сомнении и в испуге от набежавшаго облака. Потом он спросил: "Не правда ли, что половина церкви была в тени?" Помню, что не принимая еще благодати, я заметила это – "А на тебя пала ли роса благодатная?" Я отвечала, что и теперь еще видны следы на моем платье, будто восковые пятна. "Они навсегда останутся", - сказал Владыка. Это так и вышло: 12 раз {87} отдавала я мыть платье, но пятна все те же. После того, я спросила, что Преосвященнейший чувствовал, когда выходил из Кувуклии, и отчего так скоро шел? "Я был, как слепой, ничего не видел", - отвечал он, - "и если бы не поддерживали меня, упал бы!" Это и приметно было: глаза у него как будто не глядели, хотя и открыты были.

Архимандрит Леонид (под именем Инок Паломник). Последнее печатное известие о Святом Огне из современников принадлежит Архим. Леониду (Инок Паломник) печатавшему свои записки в Душеполезном Чтении 1863 г. №2, 3 и 4.

Приступая к описанию торжества, бывающаго ежегодно в Иерусалиме в Великую Субботу. Инок Паломник предупреждает читателя, что не имеет желания сказать что либо новое, неизвестное другим. Об этом, говорит он, написано столько, что новейшему паломнику остается лишь указать, которое из мнений об этом торжестве он считает лучшим. Итак, отдает он преимущество сказанию игумена Даниила и {88} сравнивает сказание его с сказанием Мелетия. Отдавая справедливость обоим этим паломникам, достоуважаемый Инок Паломник не столько уже дорожит другими повествованиями, которые, по его мнению, увлекаясь сказаниями других, а иногда и видимым самими, в добродушии даже своем, или преувеличивают или дают произвольное толкование и предположения. Личное же мнение Инока Паломника (Арх. Леонида) ближе всех к сказанию преосвященнаго Мисаила, помещенному в описании иер. Мелетия. – Критический взгляд на предшествующих писателей у Арх. Леонида носит характер умеренности и осторожности, наиболее отличающих православную церковь, и ея повествованиях о чудесах. Важнейшая услуга его – это собрание свидетельств древних о явлении св. Огня и что "латинцы" ныне отвергающие явление "святаго Огня" в древнее время разделяли с православными веру в явление "святаго света". Предварительно заметим, пишет он, что греческие писатели, упоминавшие о сем явлении, в доказательство глубокой древности {89} верования в явление на святом Гробе св. Света, прежде всего ссылаются на писания отцев церкви: Григория Нисскаго и Иоанна Дамаскина, которые, как известно и сами были в Иерусалиме: первый из них во втором слове о воскресении пишет: "сия видев, Петр верид; видел же нетокмо чувственныма очима, но и высоким апостольским умом: исполнен убо бысть гроб света, так что хотя и ночь была, однако двема образы видел внутренняя – чувственно и душевно". Второй же (Иоанн Дамаскин) в своих церковных песнопениях, нередко упоминает о свете. чудесно облиставшем на святом Гробе. Так например: "Скорый Петр, предста ко Гробу и свет зря во Гробе, ужасашеся!" (Октоих I воскр. сед. 8 гласа).

О латинском же неверии достопочтенный Инок Паломник говорит, что оно не восходит даже ко временам их отпадения от церковнаго единства, приводит при этом собранныя А.С. Норовым свидетельства западных историков, писавших о непререкаемой древности этого явления, а именно, что в IX столетии латинский {90} монах Бернард первый говорит положительно о святом Огне: "В Великую субботу, пишет Бернард, накануне Пасхи. на утреннем церковном служении, во храме Гроба Господня, по пропетии "Кирие элейсон!" (Господи помилуй) Ангел нисходит и возжигает лампады, ввисящия над Гробом Господним. Патриарх предает этот огонь епископу и наконец всему народу, дабы всякий мог засветить этот огонь в своем доме. Нынешняго патриарха (863-879 г.) зовут Феодосием; он призван на это место за свое благочестие"⁵. Папа Урбан II, на крестовом соборе, в Клермонте, в своей речи к собранному пред ним безчисленному множеству народа, провозгласил, между прочим, следующее: "Поистине в этом храме (Гроба Господня) опочивает Бог; в этом храме он за нас умер и был погребен. Доселе не престает Он там являть Свои чудеса, ибо во дни Святых Страстей Своих, когда все огни погашены над Гробом Его и во храме, внезапно погашенныя лампады возгараются. Чье сердце, сколько {91} бы ни было окаменелым, не смягчится таким явлением"⁶. - Летописец римско-католической церкви Бароний свидетельствует что западные христиане по взятии Иерусалима от Сарацин, видеша чудо, егда в Великую Субботу у Гроба Господня свещи сами зажигаются. Чудо же сие бяше тамо обыкновенно. (Бароний, лист 1304 на обороте).

Из греков о святом Огне писал патриарх Нектарий. На его свидетельство встречается ссылка у Арсения Суханова в его Просклинитарии (в 17-й тетради) в подтверждение того, что в его бытность в Иерусалиме, святой Огонь был изнесен из св. Гроба патриархом Паисием.

Против раскольническаго лжеумствования, будто бы со времен Никона Патриарха не бывает схожедния св. Огня в Иерусалиме, достаточно сказать, что в уважаемой раскольниками книге о вере, напечатанной в Москве 1648 г. при патриархе Иосифе, (значит прежде Арсения и Никона) в главе первой о церкви сионской показано, – что на всякое лето в Великую Субботу {92} бывает виден на Гробе Господнем Святый Свет; и также несколько ниже доказывается, что Свет этот на Гробе Христове будет до скончания века.

Особенно замечательно описание Фулька, бывшаго капеллана королей Иерусалимских, тотчас по завоевании ими Палестины, который пишет, что когда западные поклонники (из числа крестоносцев) посетивши св. град прежде взятия Кесарии для празднования в нем св. Пасхи пришли в Иерусалим, весь город был в смятении, потому что святый огонь не являлся и верные целый день оставались в тщетных ожиданиях в храме Воскресения Духовенство греческое и латинское уже несколько раз начинало петь "Господи помилуй!", несколько раз начинал петь и патриарх (латинский) над св. Гробом, небесное пламя не сходило ни на одну из св. лампад. На другой день, в самую Пасху, клир и народ собрались опять в церковь и опять не являлось св. Огня. Тогда, как бы по небесному внушению духовенство латинское и король со всем двором своим пошли {93} крестным ходом, босыми ногами, в храм Соломонов, недавно обращенный ими в церковь из мечети Омаровой, а между тем Греки и Сирияне оставшиеся у св. Гроба, раздирая свои одежды, с воплями призывали благодать Божию, и тогда, наконец, сошел св. Огонь; при виде его полились обильныя слезы, все возгласили: "Господи помилуй!" и поспешили возжечь свечи. Небесное пламя внезапно разлилось повсюду, при звуке труб и пении псалмов и рукоплесканиях народа. Общею радостию оживился весь Иерусалим⁷.

----

Слава Богу, читатели, что мы христиане, а еще более, что мы православные.

1

В Московских эпархиальных Ведомостях 1 апр. 1873 г. №14 стр. 139 и 140, в статье "Огонь Палестины" описываются подвиги благочестивой паломницы, мещанки Симбирской губ. Аграфены Феодоровны Приваловой, скончавшейся в 1867 году, что эта благочестивая женщина {94} путешествовавшая в Иерусалим, и оттуда в фонарике принесла в созданную ея соборами церковь Святый Огонь:

Около шести или семи лет тому назад, описывает автор статьи, Л., жила в одном селе Самарской губ., бездетная вдова (мещанскаго звания) Аграфена Феодорова Привалова, некогда достаточнаго состояния, но по смерти мужа и неудачных обстоятельств по его торговле. пришедшая в бедность. Прежде с мужем она жила в городе, а по кончине его перешла в село, в котором родилась, рассчитывая, что там жить дешевле. Она нашла себе у одного крестьянина (родных у ней уж никого не осталось) за небольшую плату комнатку и совершенно предалась тихой благочестивой жизни. Все время было посвящено труду и молитве. Она не пропускала ни одной церковной службы и вместе с благовестом была первою в церкви. В это время в том селе, в котором она жила, положили построить новую церковь, потому что настоящая приходила в ветхость. Усердствующие были и делали пожертвования, но все еще много не хватало на сооружение храма. У ней пришли мысль посвятить себя благочестивому делу по сбору на строющуюся церковь, и если {95} в этом будет помощь Божия и успех, то совершить дальний путь ко Гробу Господню в Палестину, принести св. Огнь на родину, и затеплить им лампаду пред храмовою иконою новопостроенной церкви. Таков был ее обет, который занял всю ея душу.

Окончив, се Божиею помощию, дело построения храма, продолжает Л., она стремится к выполнению второй половины своего обета, поклониться святыне Иерусалимской. Пешком, испытывая все трудности дальняго пути, она достигает Одессы, а потом на пароходе отплывает к тем местам, которых посещения так давно желала душа ея. В Иерусалиме пробыла она полгоад, все видела. все высмотрела. была и на Иордане и в Вифлееме и у Саввы освященнаго. Запаслась для своих жертвователей и лишь ей близких четками, образками, Иорданскою водою и главное – священным огнем от лампады Гроба Господня.

Желание усердной богомолки исполнилось, далее говорит описыватель, палестинский огонь довезен ею благополучно в фонарике величиной и фигурой в большой огурец, из жести, вместо стекол слюда, изделия иерусалимскаго, и она имела невыразимую радость в {96} новопостроенной церкви, в которой она принимала такое деятельное участие, своею трепетною рукою затеплить от него лампаду пред храмовою иконою Пресвятой Девы.

Так протекло три года… Пробил и ея последний час, а лампадка со святым Огнем не угасала и ярко горит в храме Божием.

2

Не менее чудно другое явление, которое, как гласит предание, совершилось в три последние дня страстной седьмицы в древнем Никее городе, исполненном христианских воспоминаний. В единственной тамошней церкви, современной равноапостольному Константину, все стены и столпы в эти дни покрывались влажностию в виде капель пота, как будто в самом мраморе было сочувствие всемирному событию стратсей Господних. (Письма с Востока, ч. I, ст. 100).

"… заповедано, чтобы избранник Божий, Царь Михаил Федорович Романов был родоначальником правителей на Руси из рода в родес ответственностью в своих делах перед Единым Небесным Царем.

А кто не пойдет против сего Соборного постановления – Царь ли, Патриарх ли и всяк человек, да проклянется такой в сем веке и в будущем отлучен бо будет он от Святыя Троицы…"

Из постанолвение Великого Московского и Церковного Собора.

21 февраля 1613 года.

Иллюстрации

Святой Огонь. Обряд раздачи Святого Огня в Великую Субботу в храме Гроба Господня - цветной рисунок 430х700 jpg 88 кб.

1. Живоносный Гроб Господень (ч/б литография)

Подпись: От Московскаго Духовнаго Цензурнаго Комитета печатать дозволяется. Москва 16 Марта 1887 года.

Цензор священник Иоанн Петропавловский.

2. Гроб Господень

Цветной рисунок.

3. Положение во Гроб пречистаго тела Господа Иисуса Христа

Цветной рисунок.

1887 г.

Издан Центром "Христианская взаимопомощь" г. Тамбов

1.^ Октоих 1 воскресный седален 8 гласа.
2.^ Mabilon. Acta Sancta. T. III. P. II. p. 473.
3.^ Baldricus, in Gesta Dei per Francos. p. 87.
4.^ Паломниками назывались Иерусалимские поклонники приносившие оттуда по обычаю пальмовую ветвь, с которой встречают неделю Ваий (Вербное Воскресение).
5.^ Mabilon. Acta Sanct. T. III. P.II. p.475.
6.^ Baldricus, in Gesra Dei Per Franctos p. 87. Также Quastrum II, 590 рассказ пресвитера Отмара из рукописи найденной Гретсером.
7.^ Michaud, Historie des Croisades, T.11 Liv. V.